Меня это поразило, потому что думать над этой фразой можно бесконечно. Что он имел в виду, мы как раз и попытаемся понять в ходе нашей лекции «Смерть и ее аспекты».
Понятно, что смерть невозможно ни осмыслить, ни представить без жизни. Смерть вызывает в нашем воображении жизнь и являет собой столь же неопределенное, загадочное и нефиксированное понятие. Мы будем говорить о смерти и жизни, чтобы понять смерть.
Нордическая деконструкция
Вначале надо обратиться к этимологии. Еще в конце 80-х годов, я подчеркивал необходимость постоянной и особенной деконструкции любого текста или понятия – условно назовем ее «нордической». Есть деконструкция (приведение высказывания к языку, то есть к контексту, откуда это высказывание появилось) структурной лингвистики, структурной философии (я об этом читал лекцию -- «Деконструкция как главное оружие евразийства»[29]). Это обычная деконструкция: постмодернистическая, структуралистская, впрочем, тоже очень полезная и важная. Человек, неспособный к деконструкции, не представляет никакого интереса, с точки зрения философского дискурса. Об него можно тушить бычки, плевать в него, бесконечно унижать, поскольку человек становится человеком (в философском смысле) только тогда, когда он начинает обучаться первым навыкам осуществления деконструкции. И если он не осуществляет деконструкции, значит, он безнадежен, неинтересен.
Любое высказывание исторично и было когда-то произнесено в первый раз. Этот первый раз чрезвычайно интересен и важен для анализа как его повторений, так и исторической среды и смысловых структур, ее определявших. Реставрация стартовых условий высказывания, его контекста, его смысловых нагрузок и семантических сдвигов в процессе цитирования и воспроизводства в иных условиях и составляет искусство философской деконструкции. Тот, кто понимает, что ни одно высказывание не нельзя рассматривать без анализа контекста, тот мыслит, говорит и философствует корректно. Кто поддается магии звучания слов, увлекаясь суггестивными потоками ассоциаций и хаотизмом семантических сдвигов, тот законченный идиот и к словам его всерьез относиться не следует.
Кроме философского, структуралистского уровня деконструкции, есть еще более глубинные, каббалистические аспекты деконструкции. В книге современного каббалиста Мардохея Шрики я прочитал недавно в сносках такое коротенькое замечание: «понимание, то есть деконструкция». Иными словами, деконструкция и есть понимание. Да и где, как не в каббале, нам было столкнуться с этим инструментом!? Ведь здесь речь идет не только о приведении идей к контексту, или высказываний — к языку, но и о дальнейшей деконструкции — о сведении слов к буквам и их цифровым эквивалентам.
Но нордическая деконструкция, к которой я обращаюсь, отличается от деконструкции структуралистской тем, что здесь мы сводим понятия и высказывания к изначальному, гиперборейскому праистоку, к их проторунической, буквенной и протобуквенной значимости[30].
Reductio ad arborem
Что такое буква? Откуда произошло само слово «буква»? Например, немецкое Buchstabe происходит от слова «бук» — порода дерева, на котором некогда вырезались руны. Стало быть, буква — это руна, то, что вырезают на дереве или то, что делают из дерева. Отсюда «резы», упоминаемые черноризцем Храбром, упоминавшим о древне-славянской докириллической и доглаголической письменности. Первичный концепт буквы, без которой не были бы возможны слова, высказывания и идеи, совпадает именно с деревом. Мы являемся представителями цивилизации дерева, поэтому наше сведение всего к руническому уровню деконструкции, к букве можно назвать reductio ad arborem — редукцией к дереву. И когда мы сможем свести какое-либо явление, например, смерть, о которой мы сейчас будем говорить, к древесному началу, тогда мы приблизимся к тому истоковому значению, которое рождается в этом изначальном семантическом пространстве.
Радикальный нордизм
Нордическая деконструкция (сведение к дереву) располагает смерть у корней мирового года. Согласно Герману Вирту[31], изначальный символ года — это дерево, то есть круг, в который вписаны ветви.