Кто мог осмелиться возразить монарху, напомнить, что, если бы не его желание поскорее добраться до крепости, соединение Амона не оказалось бы в столь уязвимом положении, а разведчики успели бы сообщить о расположении армии Муваталли, египтяне смогли бы помешать противнику перейти через мост и паника не рассеяла бы ряды воинов Хора?
Взгляд Именхерхепешефа блуждал над языками пламени. Выходит, отец решил представить бесполезное сражение победой. Это был единственный способ избежать недовольства и жрецов, и простого люда. И это был рискованный ход, но принц не сомневался, что отцу все сойдет с рук — у него же есть два рычага влияния: запугивание и авторитет монарха.
Тут его внимание привлекли крики, долетавшие со стороны повозки с женщинами, которую Рамсес приказал разместить поближе к своей палатке, поскольку никто уже не опасался внезапного нападения. Оказалось, причиной суматохи стали шакалы, подобравшиеся слишком близко к палатке наложниц, которыми верховодила второстепенная супруга фараона по имени Мутнофрет, родившая ему несколько детей. Пехотинцы соединения Амона прогнали шакалов светом факелов, и женские крики поутихли. Именхерхепешеф с удивлением смотрел на развеселившегося отца. Но это был единственный случай, когда у монарха поднялось настроение.
Каждый вечер уверенность Рамсеса в том, что он все делает правильно, возрастала. У костра он рассказывал своим приближенным, как он выиграл битву у этих трусливых хеттов. Он принудил презренного Муваталли просить пощады. К тому же хетты потратили на подготовку к войне с Усермаатра огромные средства, а значит, теперь они нищие.
Басни иногда кажутся более правдоподобными, чем сама правда. Особенно если они слетают с губ государя.
Военачальники и командиры выслушивали речи своего царя и глазом не моргнув.
В Уасет армия вернулась в начале четвертого месяца лета. Непосредственно сражение заняло один день, но кампания в целом длилась чуть больше двух месяцев[35]. О том, что войска пройдут торжественным маршем по главной улице столицы, было объявлено за три дня, поэтому зрителей собралось множество. Каждому хотелось увидеть победоносную армию, защитившую империю от этих отвратительных хеттов.
Военачальники и командиры, как могли, старались поднять дух своих солдат, поэтому вид у тех при подходе к столице был весьма бравый. В Газе войскам дали сутки на отдых, лошадей тщательно вычистили, починили колесницы, привели в порядок парики командиров. При виде пленников толпа разочарованно загудела, зато вид льва, идущего за колесницами царя и принцев, гордо держащих в руках вожжи, хотя в битве им поучаствовать так и не довелось, наполнил сердца радостью. Ну что за царь! Какая красота! Ах, какое героическое семейство! И какие храбрые солдаты! Рамсес купался в море народной любви. Волны ее достигли и его вояк. Отдавшись им, они позабыли об упреках и своем беспорядочном бегстве, они были почти благодарны царю за эту ложь.
Солдаты и командиры вернулись в свои казармы, царя же во дворце ожидал пышный прием.
Туи, которая в отсутствие сына следила за порядком в стране, выразила ему свою радость и гордость. Тийи с супругом Тиа, Первая супруга Нефертари, Вторая супруга Исинофрет и множество второстепенных супруг, давших жизнь царским детям, окружили Рамсеса и со слезами на глазах стали осыпать его словами любви, восхищения и своими заверениями в преданности. Затем такой же атаке восхвалениями подверглись принцы, участвовавшие в кампании. Наконец пришла очередь визирей, Верховного жреца Небуненефа, придворных и всех чиновников дворца, хранителей тайн и гардероба, писцов, офицеров конюшен, виночерпиев и, конечно же, верного Именемипета приветствовать повелителя. Затем фараон удалился в свои покои, где вскоре с сыновьями посетил баню. За два месяца кампании его тело густо поросло волосами.
Сторонний наблюдатель не усомнился бы, что все эти люди чествуют победителя.
— Боги оберегают тебя.
Только эти три слова сказала ему Нефертари, когда они остались наедине, хотя на людях она, как и все, рассыпалась в похвалах военной доблести супруга. Их телам нужно было сделать друг другу свои признания. Рамсес восстанавливал во время слияния их тел свою целостность; он много раз убеждался в этом — всю полноту чувств он испытывал только в объятиях своей первой супруги. Тело любимого человека — это завоевание, и потерявший голову от страсти любовник или любовница ведут себя подобно шакалу, который тянет свою добычу в нору, чтобы спокойно насладиться ею. Конечно, люди отличаются от зверей, но блеск их глаз говорит о той же ненасытности. За исключением Исинофрет, с которой иногда было приятно провести время, остальные супруги Рамсеса не представляли собой лакомства для его ка; они утоляли его жажду свежей плоти, но не умаляли одиночества Рамсеса, его стремления всего добиваться самостоятельно, укрепившегося и развившегося в нем с детства. Одна только Нефертари умела, бросив один лишь взгляд, расшифровать иероглифы, повествующие о его публичной или частной жизни; она была его писцом, его лекарем и его восхвалителем, его вещуньей и его аколитом. Она была его рассудком. С течением лет он научился отождествлять тонкость ее черт с остротой ее интуиции, крепость ее бедер с силой ее преданности, нежность кожи с ее умением находить подход к людям. Благодаря этому таланту она сумела добиться дружбы царицы-матери, хотя испокон веков свекрови считают невестку если не хищницей, то лишь подобием матери.