За эти пять лет напряжённейшего изнурительного труда организм Словакина окончательно надорвался-сдал. Он потерял более двадцати килограммов веса, обтянулся сухой кожей, был бледен, как сама смерть — сказались и дурное питание (до еды ли было!), и согбенное беспрерывное бдение за монитором, и недостаток свежего воздух (в последний год он бросил работу и вообще не выходил из дома), и злоупотребление снотворными таблетками. Сомнений у него не оставалось: он непреложно, как какой-нибудь пустынный старец, умрёт-истает в назначенный самим собой час. В мыслях почему-то то и дело мерцало: «Дёгтев вон в сорок пять умер…» Впрочем, он тут же себя встряхивал: да, Слава Дёгтев хоть и умер практически в самом что ни на есть чеховском (а не купринском!) возрасте, но здоровяком — трагически и внезапно, от обширного инсульта…
Утром Ольга Леонидовна привезла последний том собрания сочинений. В знакомой типографии за вполне умеренную плату одели-оформили все 30 макетов в настоящие переплёты — тёмно-синего цвета с золотым тиснением букв на корешках: «А. П. Словакин. Полное собрание сочинений».
Александр Павлович уже три дня, завершив окончательную распечатку последнего макета, не вставал с дивана, где спал в последние годы. Не встал с постели и теперь. Над диваном на стене висел под стеклом большой фотопортрет А. П. Чехова — его безмолвный собеседник в бессонные ночи. Жена, уже давно уставшая спорить с упорными причудами своего свихнувшегося мужа, принесла по его просьбе тазик с водой, помогла ему умыться, надеть свежую белую рубашку и оставила одного. До самого вечера Словакин брал один за другим томики своего ПСС, гладил переплёты, перелистывал, прочитывал абзац, страницу, а то и весь рассказ или главу романа, плакал…
В шесть часов, когда за окном окончательно стемнело, он сам себе сказал: «Пора!» и позвал Ольгу Леонидовну. Она, прекрасно зная сценарий, с лёгким ворчанием внесла на подносе бутылку шампанского (самое дорогущее — 2900 рублей бутылка!) и бокал с высокой ножкой. Врача на этот момент Александр Павлович уже давно решил не вызывать (ещё откачает в последний момент!), так что ждать было больше некого и нечего, пора было приступать к финальному действу.
Ольга Леонидовна долго возюкалась с бутылкой, еле открыла, пролив половину вина на палас, наполнила бокал. Поглядела сквозь бутылку на свет, наверняка решила, что потом допьёт, подала шипящий бокал мужу. Он трясущейся то ли от слабости, то ли от волнения рукой взял, чуть расплескав, перекрестился, взглянул заслезившимися глазами сначала на портрет Чехова, потом на жену и обречённо выдохнул:
— Ихь штербе…
Залпом выпил весь бокал, закашлялся, вытер рукавом рубашки рот и убедительно выдавил оставшиеся от сценария слова:
— Давно я не пил шампанского…
Затем отвернулся к спинке дивана и — затих.
И вот в этот момент Ольге Леонидовне наконец-то стало по-настоящему страшно…
В субботу 30 января в нижнем буфете ЦДЛ некоторые завсегдатаи с удивлением узнавали в худом и безобразно пьяном человеке писателя Словакина. В его хмельном бормотании можно было разобрать что-то про «десять лет ни капли в рот не брал», «Антону Павловичу сто пятьдесят лет» и «тридцать томов»…
Зрелище было довольно жалкое.
ЗАВТРА ОБЯЗАТЕЛЬНО НАСТУПИТ
Повесть
Гроссман, Иосиф Давидович, был старый еврей.
Он сам так себя называл с недавнего времени: «Я, — взялся говорить-приговаривать, — старый еврей…» И добавлял что-нибудь вроде: «Меня за мякину не проведёшь!..»
Вот и на этого странного парня Иосиф Давидович сразу же обратил внимание, заприметил его. Так, по крайней мере, он потом своей Свете-рыбке говорил-утверждал:
— Слушай сюда! Помнишь, как я тебе в первый же его приход сказал: «Это довольно интересно!», — помнишь? Меня, старого еврея, на прикиде не проведёшь!..
А прикид парня действительно заведению Иосифа Давидовича соответствовал мало. Да что там мало — совсем не соответствовал! «Золотая рыбка» — один из самых классных и дорогих баров-кафе в Баранове. Сюда заглядывают большие люди, настоящиегроссманы,[4]многие из них даже и подкатывают к самому входу на «мерседесах» да «тойотах» прямо по тротуару — на гибдэдэшников (или как там сейчас этих гаишников обзывают?) плюют-поплёвывают. Вот какие клиенты у Иосифа Давидовича!