— Не знаю, чем вы обидели прессу, дон Эстебан, но она яростно ополчилась на вашего протеже. Злобные заглавия чередуются с насмешливыми. Никто не верит в возможность успеха бывшего тореро.
— Вы ведь знаете эти журналистские игры?
— Да уж…
— Только попрошу вас, дон Фелипе, здесь не говорить об этом ни слова. Я стараюсь поддерживать не только физическую готовность Луиса…
— Можете рассчитывать на меня.
Около часа мы наблюдали за работой «Очарователя из Валенсии» и его команды и удалились прежде, чем они ее окончили.
— Итак, дон Фелипе?
— Покидаю вас, обретя полную уверенность, дон Эстебан. Примите мои поздравления с тем, что вам удалось привести его в отличную форму. Уверен, что если Вальдерес будет точно так же работать перед публикой, то клеветники непременно опозорятся. До свидания, и желаю вам успеха!
— Вайя кон Диос![94]
Марвин сел в машину. Прежде, чем отъехать, он заметил:
— Я узнал, что после Арля Вальдерес будет выступать в Пампелуне?
— Да, 7 июля.
— Я тоже буду там.
— Тем лучше, у него не так много друзей, которые бы его поддерживали.
Мы выехали из Ла Пальма дель Кондадо только за четыре дня до корриды. На рассвете мы с трудом разместились в двух машинах. Одну из них, в которую сели Ламорилльйо и Гарсиа, вел дон Амадео. Я ехал с Луисом и Консепсьон. До вечера мы добрались до Мадрида, где нас ждал пикадор Алохья. Они обнялись с Луисом, как старые друзья. С Мачасеро мы договорились встретиться в Сеговии, чтобы не привлекать к себе особого внимания. Мачасеро с людьми, необходимыми для полной хвадрильи, ждал нас в гостинице «Комерсио Эропео» на калле Мелитона Мартина. Вечером, за ужином они все сидели молча. Это были старые, изможденные тореро, оставшиеся к началу сезона без контрактов. Я не придавал этому никакого значения. Роль их была незначительной, и эту работу они вполне могли выполнить хорошо. Я обратил внимание на то, как они ели, подолгу смакуя каждый кусочек, как люди, не привыкшие есть досыта каждый день. Сразу же после кофе они отправились спать, пожелав нам спокойной ночи. Я отвел Мачасеро в сторону:
— Где вы, черт возьми, откопали этих типов?
— Вы смеетесь, дон Эстебан! Да я просто не смог найти никого другого. Против Вальдереса развернута ужасная кампания, и все, к кому я обращался, посылали меня подальше.
— Не понимаю, почему? Ведь тореро может работать с кем угодно, лишь бы ему платили:
— Оказывается, что все не так просто, дон Эстебан. Одни говорили мне, что им еще не хочется умереть, другие — что им не нравится, чтобы их провожали на вокзал пинками в зад, и так далее. К счастью, у этих троих не было выхода, и они соглашались на любое предложение. Нам еще повезло, что у них есть достаточно свежие костюмы.
Он немного подумал и добавил:
— Надеюсь, что вы и дон Амадео понимаете, что решились на очень трудное предприятие, и не стоит этого скрывать.
— Кажется, вы потеряли былую уверенность?
— Я не думал, что дело примет такой оборот. Но почему они так ополчились на нас?
— Все эти писаки говорят не от себя, а от имени тех, кто им платит. Будьте уверены, среди этих последних есть знаменитые матадоры, которые опасаются, что конкуренция заставит их работать серьезней, чем они это обычно делают!
Мачасеро вернулся в Мадрид. Несмотря на семьсот километров, которые мы проехали за день, мне не хотелось спать. Я вышел прогуляться по старым улочкам Сеговии, города, который мне нравился в Испании больше других. Старинные кварталы вернули мне покой, и я пришел в гостиницу в хорошем настроении. К удивлению, в холле я встретил Консепсьон.
— Ты еще не ложилась в такое время?
— Я ждала тебя.
Я хотел пошутить:
— Даже не надеялся на такое. Ты решила проявить сочувствие?
У Консепсьон не было ни малейшего желания шутить.
— Не будем отвлекаться, Эстебан. Присядь, пожалуйста.
Я подчинился.
— Эстебан, я только что слышала твой разговор с Мачасеро. Думаешь, он сказал правду?
— Да.
— Что стоит за этой кампанией?
— Если ты все слышала, то знаешь мое мнение.
— Я слышала только то, что ты сказал Мачасеро, но я не уверена, что ты на самом деле так думаешь, Эстебан. Кто платит, чтобы оскорблениями вывести Луиса из равновесия?
— Завистники.
— Говори точней, Эстебан!
— Что же я могу тебе сказать?
— Правду!
— Если бы я ее знал!