— Послушай, Луис, перед боем лучше бы не курить…
— Делай, что я тебе говорю! Ты получаешь деньги от меня? Тогда делай, что сказано, и замолчи!
Грубый тон заставил меня замолчать. Глядя на беснующегося Луиса Вальдереса, я понял, что передо мной уже не мой старый друг, а совершенно незнакомый человек, потерявший голову от страха. Мне было не по себе из-за невозможности чем-то помочь ему. Вдруг он произнес мрачным голосом:
— У меня глупая профессия…
Теперь страх возобладал над его волей. Я был ошеломлен.
— Тебе, конечно, на все наплевать. Ты стоишь за баррера. Пусть удары рогов достанутся другому, лишь бы тебе платили!
Я твердо решил выслушать и вынести до конца все от этого человека, которого страх постепенно лишал рассудка. Бросить его сейчас было бы преступлением. Я молчал, и это выводило его из себя.
— Ну ответь! Отвечай же!
Я старался двигаться как можно медленней. Нужно было, чтобы мое внешнее спокойствие повлияло на нервы Луиса.
— Что я могу тебе сказать, Луис? Ты оскорбляешь меня. Ты одним махом уничтожаешь нашу дружбу, а я даже не знаю, почему…
Он взорвался, и злоба исказила его лицо.
— Наша дружба? О чем ты говоришь?! Ты ненавидишь меня с тех пор, как я отбил у тебя Консепсьон!
— Ты говоришь глупости!
— Глупости? А разве не из-за нее ты не женился? Или ты хочешь меня убедить, что больше ее не любишь? Или будешь клясться, что тебе не хочется занять мое место, если я погибну?
Луис зашел слишком далеко. Все мои благие намерения куда-то исчезли, и, глядя ему прямо в глаза, я медленно произнес:
— Да, я не женился из-за Консепсьон. Да, я ее люблю и буду продолжать любить. Да, я хотел бы прожить остаток жизни с ней. Но, кажется, я никогда этого от тебя не скрывал?
И вдруг я понял, что говорю об умершей для меня женщине, потому что Консепсьон, ставшая преступницей, ничем не была похожа на ту, память о которой я хранил всю жизнь. Луис бешено набросился на меня, и я увидел совсем близко его обезумевшие глаза.
— Так ты признаешься, да? О, теперь я вижу всю твою игру! Ты надеешься, что бык сделает за тебя то, на что ты сам не можешь решиться! Избавит тебя от меня! Ты для этого приезжал в Альсиру? Ты — убийца, Эстебан, ты — убийца!
— Луис!
Мы оба обернулись к двери. Консепсьон с ужасом смотрела на нас. Очнувшись, Луис пробормотал:
— Ты была здесь?
— Да, и все слышала… Как тебе не стыдно, Луис, обвинять своего старого друга, почти брата, который всю жизнь жертвовал собой для тебя? Ты забыл, чем обязан Эстебану?
Он не выдержал и расплакался. Она бросилась к нему, но я на ходу ее остановил.
— Оставь его… Он может не простить, что ты увидела его в таком состоянии… Позволь мне остаться с ним наедине.
После некоторого колебания она подчинилась. Я проводил ее до двери. Уже в коридоре она прошептала;
— Что с ним?
— Страх!
Не знаю, ошибся ли я, но мне показалось, что в ее глазах сверкнул огонек триумфа. Мое сердце сжалось.
Когда я вернулся обратно, Луис сказал:
— Извини меня, Эстебан, за все эти глупости.
Я остановил его:
— Это не имеет никакого значения, Луис. Просто тебе нужно сейчас взять себя в руки.
Он покорно вздохнул:
— Да, ты прав. Ведь меня ждут тысячи людей. Они хотят видеть мой бой. Большинство из них мечтает посмотреть, как я убью быка, но, уверен, что многие ожидают и обратного…
— Ты с ума сошел!
— Перестань, Эстебан, как будто ты не знаешь.
К сожалению, он был прав.
— Дай мне куртку.
Он одел короткую курточку белого цвета, расшитую серебром, и его бледность на этом фоне делала его вовсе похожим на призрак. Вдруг он сказал:
— Быка, который убил здесь Манолете шестнадцать лет назад, звали Исленьо.
Растерявшись, я не знал, что сказать. Страх, делая свое черное дело, продолжал разрушать рассудок Луиса. Не стесняясь моего присутствия, он продолжал говорить, словно читал молитву:
— Того, который убил Хосемито в Талавера де ла Рена, — Байлаором, а Гранадино убил Игнасио Санчеса Мехиаса в Мансанересе-эль-Реале… Интересно, запомнят ли того, который убьет меня?
Я подошел к нему, схватил за плечи и с силой встряхнул:
— Ты что, сошел с ума, Луис? Разве можно так себя вести, когда до боя осталось меньше часа?
Он посмотрел на меня невидящим взглядом и вдруг замогильным голосом начал читать стихи, написанные Федерико Гарсиа Лоркой на смерть Игнасио Санчеса Мехиааса:
119
Постелью ему стал гроб на колесах // В пять вечера. // В его ушах звук флейт и костей // В пять вечера. // Бык уже ревет над его головой // В пять вечера. // Комната стала цвета агонии // В пять вечера.