— Отличная работа, Джонни…
Колосс пожал плечами, презрительно указав подбородком на распластанные тела.
— Редкие дохляки!
Марти заметил:
— А малышка — молодец!.. Но не будем ждать, когда они придут в себя… Бери коробку, и уходим!
Джонни подчинился, а потом вдруг спросил:
— Деньги тоже заберем?
— Нет. Будем честны. Мы получили наркогики, а он — деньги; наше дело сделано, а он пусть разбирается сам с хозяином, которого я уж постараюсь предупредить!
Фрэнсис первым пришел в себя. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, где он… Вид побледневшего лица Морин с опухшим фиолетовым веком, окруженным разноцветным синяком, полностью вернул ему память и наполнил неожиданным горем при мысли о возможной смерти возлюбленной. Влюбленные всегда с удивительной быстротой переходят от оптимизма к пессимизму. Он осторожно погладил свою спутницу по щеке, прикоснулся к руке, стал слегка, очень осторожно похлопывать ее по щекам, а затем поцеловал в губы. Словно в средневековой сказке это возымело действие, и Морин, обведя затуманенным взглядом все вокруг, остановила его на Бессепе. Узнав его, она улыбнулась и прошептала:
— Вы говорили о дне мечтаний и поэзии, дарлинг[12]?
Фрэнсис едва не расплакался от этого нежного упрека, а Морин в этот момент поняла, что то, что она принимала за тени на лице своего друга, было ничем иным, как запекшейся кровью, стекавшей от носа; еще один, более тонкий ручеек, застыл у рассеченной брови. Сразу же позабыв о своей собственной боли, она попросила у Бессетта платок и попыталась как-то привесит его лицо в порядок, а затем, чтобы там не образовался синяк, она приложила к его шее ключ от своей комнаты, который всегда носила с собой во избежание материнских обысков.
Констебль Джек Эйвери, осуществлявший обход берегов Ди вблизи от Честера и напоминавший всем своим видом, что Англия всегда гордилась благонравием, прибыл к недавнему месту сражения, толкая перед собой велосипед. Увидев парочку, которая, по его мнению, явно нарушала моральные устои, констебль срочно окликнул их:
— Эй вы, где вы находитесь?
Морин насмешливо и довольно дерзко ответила:
— На берегу Ди… или мы ошиблись?
Джек Эйвери уже собирался было призвать эту девчонку к уважению по отношению к человеку, носящему форму полиции Ее Величества Королевы, но заметил ее левый глаз, украшенный столь необыкновенным синяком, и слова замерли у него на языке. Он машинально взглянул на парня, сидящего на земле, и ему показалось, что тот дышит с трудом. Констебль побледнел, увидев его раскроенную бровь и кровь, продолжавшую течь из носа. В негодовании Джек Эйвери повысил голос:
— Как же вам не стыдно драться? В вашем то возрасте!
У Бессетта было еще очень мало сил, чтобы отвечать, и за него это сделала Морин:
— Мы не дрались…
Констебль даже вздрогнул от подобного бесстыдства и сказал со злой иронией:
— Это что же, у молодежи появилась новая манера флиртовать?
Ирландка пожала плечами.
— Нужно признать, что папа был прав.
Вмешательство третьего персонажа, который в данном споре был вроде бы ни при чем, удивило полицейского.
— В чем же, интересно, так прав ваш отец?
— Он все время клянется, что на свете нет людей тупее лягавых и что в этом смысле английские лягавые побили все рекорды…
И улыбнувшись с наигранной скромностью, она добавила:
— … знаете, я ему не верила, но после встречи с вами…
У констебля было очень высокое мнение о своей персоне, и соседи по улице в Честере, где он жил, считали его важным человеком, с которым всегда полезно посоветоваться. Никто и никогда не позволил бы себе разговаривать с ним гак, как это делала эта зеленоглазая девчонка. Чтобы не выставить себя на осмеяние, он подавил обиду и почти вежливо сказал:
— Ясно… мисс из молодых людей, которые уважают только грубость…
Джек Эйвери уже собрался произнести красивую речь, как Фрэнсис Бессетт, наконец, придя в себя, предупредил его: