Теперь гробница разрушена, а вместе с ней — лесные захоронения и все скрытые камеры, а так же уничтожены рукописи, которые служат напоминанием о жутком кровожадном гуле, что невозможно забыть. Ибо земля скрывает безумие и видения отвратительной реальности, а чудовищные твари пребывают в тени смерти, скрываясь и ожидая, чтобы схватить души тех, кто ввяжется в запретные дела.
Самоубийство в кабинете
Robert Bloch. «The Suicide in the Study», 1935.
— 1 —
Увидев его, работающим за столом в тускло освещённом кабинете, никто бы даже не заподозрил то, кем он являлся на самом деле. В отличие от колдунов прошлого, он не облачался в кабалистические одежды серебряных и чёрных цветов; на нём был домашний фиолетовый халат.
От него не требовалось хмурить брови так, чтобы они сходились у переносицы, отращивать ногти так, чтобы они напоминали когти хищника, а в его глазах не отражалось сияние изумрудных грёз. Он не был хитроумным сгорбленным старцем. Это не про него; он был молод, строен и прямолинеен — почти величественен.
Он сидел под лампой в просторной комнате, обитой дубовыми панелями; смуглый, симпатичный мужчина лет тридцати пяти. На его проницательном лице не лежала зловещая печать жестокости, а его ясный взгляд не омрачала тень безумия; однако он был колдуном, точно таким же, как и тот, который совершает человеческие жертвоприношения во мраке усыпанных черепами запретных гробниц.
Достаточно лишь взглянуть на стены кабинета, чтобы найти подтверждение этому. Только колдун мог обладать теми дряхлыми томами, что заключали в себе чудовищные и фантастические истины; только колдун осмелился бы проникнуть в тёмные тайны «Некрономикона», «Мистерии червя» Людвига Принна, «Чёрных обрядов» безумного Луве-Керафа — жреца Баст[13], или ужасных «Культов гулей» графа д’Эрлетта. Никто кроме колдуна не смог бы получить доступ к знаниям, хранившимся в древних рукописных томах с переплётами из человеческой кожи, вроде бы эфиопской, или совершать таинственные ритуалы, сжигая насыщенный сладковатым запахом ладан в бережно хранимом старом черепе. Кто ещё наполнил бы комнату, милосердно укрытую темнотой, таинственными реликвиями, погребальными подарками из разорённых могил и попорченными червями свитками первобытного ужаса?
Кто-то скажет, что ничего, мол, тут странного нет — комната как комната, а её хозяин — обычный человек. Тогда, в целях доказательства присущей ему необычности, не будем далее рассматривать старый череп, книжные шкафы и мрачные, окутанные тенями останки, а заглянем в тайный дневник колдуна. Этим вечером Джеймс Аллингтон сделал очередную запись, и его рассуждения были далеки от мыслей обычного человека.
«Сегодня я готов пройти этот тест. Я полностью убеждён, что расщепление личности может быть осуществлено с помощью терапевтического гипноза, при условии достижения такого психического состояния, которое поспособствует данному разделению.
Увлекательная тема. Двойная личность — предмет мечтаний человека с начала времён! Две души в одном теле… вся философия основана на сравнительной логике: добро и зло. Почему же тогда подобная двойственность не может существовать в человеческой душе? Стивенсон был прав лишь отчасти, когда излагал историю о докторе Джекиле и мистере Хайде[14]. Он представлял метаморфозу, вызванную химической реакцией, которая варьировала от одной крайности к другой. Я считаю, что обе личности могут сосуществовать; как только они будут разделены аутогипнотической мыслью, человек сможет одновременно наслаждаться сразу двумя существованиями — своим хорошим „я“ и своим плохим „я“.
В клубе долго смеялись над моей теорией. Фостер — напыщенный старый дурень! — обозвал меня мечтателем.
Мечтатель? Что он, заурядный учёный-химик, знает о таинствах жизни и смерти? Один лишь взгляд на мою лабораторию повергнет его самодовольную душу в пучину безумия. Другие тоже; эти бумагомаратели, педантичные ископаемые, которые называют себя профессорами, эти чопорные биологи, которые впадают в шок от одного упоминания о моих экспериментах по синтетическому творению жизни — что они вообще понимают? Они содрогаются даже при упоминании о „Некрономиконе“; они бы сожгли его, если это было бы в их власти; бросили бы в костёр, как это делали их благочестивые предки триста лет назад. Все они шарлатаны, скептики, материалисты! Я устал от всей их глупой своры. Судьба гения — одиночество. Хорошо, я остался один, но скоро они придут к моим дверям и будут молить о прощении!
13
14