Самая ответственная иллюстрация для меня была — Борис и Юродивый, кульминационный момент всей трагедии. Поэтому я выбрал разворот — одну из самых больших иллюстраций. Здесь Юродивый обвиняет Бориса при всем народе в преступлении, и Борис не оправдывается, а смиряется с обвинением.
Надо сказать, что изображать Бориса, его смятение, было трудно. Помогли, как аккомпанемент, лица бояр, и гневные и недоумевающие, и ритм шапок, делающий фриз (некий ритмический ряд) из лиц.
Народ смотрит недоумевающе то на Юродивого, то на Бориса, слепой слушает и не верит ушам, стрельцы тоже недоумевают.
Из трудных страничных иллюстраций был еще монолог Бориса. Я поместил фигуру Бориса у самой рамы, и это чем-то мне помогло.
Затем — смерть Бориса. Ее выразить трудно — он умирает и говорит с сыном.
Довольно значительными для иллюстрирования трагедии — для раскрытия ее смысла — получились малые развороты: корчма и сцена у Лобного места.
Наряду с большими иллюстрациями я сделал много мелких иллюстраций в тексте, изображающих разные моменты: Чудов монастырь, крестный ход, разговор Шуйского с Воротынским и монолог Григория; потом Шуйский с Пушкиным и Шуйский у Бориса; затем Лжедмитрий с Курбским, он же с поэтом и он же с пленным.
Потом изображение поляков: Мнишек и Вишневецкий. Бегущие русские воины, их спор с Маржеретом; разговор Бориса с Басмановым; лагерь Басманова; Басманов и Пушкин. Словом, много иллюстраций, передающих разные моменты.
За описательным материалом я обратился к современному Годунову писателю — Ив. Мих. Катыреву-Ростовскому.
В древней русской письменности был очень распространен словесный портрет, и часто мы находим и лаконичное и выразительное описание какого-нибудь лица, — прямо удивляешься выразительности.
У Катырева-Ростовского, который жил во время Бориса, видался с ним, есть словесные портреты всей семьи Бориса, и Гришки, и Шуйского. К Борису Годунову он пристрастен, он его превозносит, так что портрет его не конкретный, а приподнятый, отвлеченно-изобразительный.
О Ксении, дочери Бориса, он очень ярко пишет:
«Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица суща, отроковица чюдного домышления. Зелною красотой лепа, бела велми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны великия, светлостью блистаяся. Когда же в жалости слезы изо очию испущаше, тогда наипаче светлостью зелною блисташе. Бровми союзна, телом изобилна, млечною белостью облияна, возрастом ни высока, ни низка, власы великия имея черны, аки трубы по плечам лежаху… Воистину во всех женах благочиннейша, и писанию книжному навычна, многим цветуща благоречием»[3].
Таким образом, Ксения для меня становилась совсем живой…
Затем портрет Григория. Его многие описывали. Но вот у того же Катырева-Ростовского: «Рострига же возрастом мал, груди имея широки, мышцы толсты. Лицо же свое имея не царского достояния, препростое обличие имея, и все тело его велми помраченно. Остроумен же паче и в научении книжном доволен, дерзостен и многоречив зело, конское ристание любяше, на враги свои ополчитель смел, храбрость и силу имея, воинство же велми любяше[4].
И, наконец, Василий Шуйский, который много раз фигурирует в этой трагедии:
„Царь Василий возрастом мал, образом же нелепым, очи подслепы имея; книжному поучению доволен и в рассуждении ума зело смыслен; скуп велми и неподатлив; ко единым же к тем тщание имея, которые во уши ему ложное о людях шептаху, он же сих веселым лицом воспринимаша и в сладость их послушати желаше. И к волхвованию прилежаше…“[5]
Все это служило мне материалом, и на основании его я искал и создавал типы, нужные мне.
Для Бориса Годунова я взял красивое и выразительное лицо, выдававшее тюркское происхождение.
Образ Бориса проходит через всю книгу, начиная с воцарения и кончая смертью. И через всю книгу проходит образ Лжедмитрия, начиная с беседы с Пименом и кончая сценой с пленным. Важное место занимает Шуйский, начиная с разговора с Воротынским в большом развороте, где он отрекается от своих слов, и кончая сценой в Думе, где он слушает рассказ патриарха. [6]
3
"Царевна же Ксения, дочь царя Бориса, — юная девушка чудесного разума. Яркой красотой прекрасна, бела очень, щеками румяна, красна губами; очи имеет черные, большие, светлостью блистает. Когда же в печали слезы из очей льют, тогда особенно ясной светлостью блистает. Брови у нее вместе сошлись, телом она дородна, молочной белостью облита, ростом ни высока, ни низка, волосы длинные черные имеет, как трубы по плечам лежащие… Воистину из всех женщин достойнейшая, книжному писанию обученная и многими добрыми речами цветущая". (
4
"Расстрига же ростом мал, грудью широк, мускулист. Лицо у него — не царского вида, обличье простое, и все тело очень смугло. Но остроумен и в книгах весьма начитан, дерзок и многоречив очень, любит конные состязания, смело на врагов своих ополчается, храбр и силен, военную жизнь весьма любит".
5
"Царь Василий ростом мал, некрасив, глаза подслеповатые имеет, в книжной науке силен и умом весьма остер. Скуп очень и неподатлив. Он только к тем внимателен, которые ему в уши ложь о людях нашептывают. Он внимает им с веселым лицом и желает их слушать с удовольствием. И к колдовству любопытен…"
6
Пушкина вся трагедия состоит из картин, почти равнозначных. Это придает всей трагедии некоторое эпическое звучание. Это прежде всего история; в ней же самое важное действующее лицо — народ. И Пушкин характеризует его сложность, противоречивость и в известном смысле чистоту. Он перед Новодевичьим толпой стоит, надеясь, что Годунов его выручит. Народ описывается и в сцене у Лобного места, где он загорается желанием отомстить Годунову. Вот воины бегут с поля боя и говорят Маржерету, что они не могут сражаться против царевича: они-де православные.
Концовка изображает последние слова трагедии: "Народ безмолвствует".