Рассказы Игоря Сутягина
Приказ Ежова
Для того, чтобы выглядеть сильными, мы должны быть современными.
28 октября 1937 года народный комиссар внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов подписал приказ № 00698. Во втором пункте приказа говорилось: "…Применением широких репрессий пресечь все связи посольств и консульств… с советскими гражданами, подвергая немедленному аресту всех советских граждан, связанных с личным составом этих диппредставительств".(1)
А 19 апреля 2000 года избранный, но ещё не вступивший в должность второй президент России пришёл в Государственную Думу. Он должен был выступить перед депутатами Госдумы по важному вопросу, но ещё более важным для себя счёл сначала высказаться по поводу контактов граждан нашей страны с иностранцами. Сказано было следующее:
"Уважаемый Геннадий Николаевич, уважаемые депутаты! Прежде чем я доложу по существу сегодняшнего вопроса, я бы очень хотел коротко отреагировать на замечания, которые, полагаю, без внимания оставить не должен.
…Если министр иностранных дел будет замечен в том, что он вне рамок своих служебных обязанностей поддерживает контакты с представителями иностранных государств, то он, так же как и любые другие члены правительства, депутаты Государственной Думы, руководители фракций, так же как и все другие граждане Российской Федерации, будет подвергнут определённым процедурами в соответствии с уголовным законом. И должен сказать, что те последние мероприятия, которые проводятся в Федеральной службе безопасности, говорят нам о том, что это возможно. Это первое."(2) То есть "замечен в контактах с иностранцами -- будешь подвергнут уголовному преследованию". Никак иначе.
Обратите внимание, что человек, считающийся юристом по образованию, даже не говорит о наличии признаков состава преступления. Основанием для уголовного преследования в его трактовке должен быть сам факт контактов с иностранцами.
Вообще-то статья 8 действующего в нашей стране Уголовного кодекса РФ основанием уголовной ответственности называет наличие всех признаков состава преступления -- и объективной, и субъективной его стороны. 19 апреля 2000 года избранный, но ещё не вступивший в должность президент фактически объявил, что приказывает не обращать в правоприменительной практике ФСБ внимания на уголовное право страны. Потому что ни в одной из 262 статей Особенной части Уголовного кодекса РФ нет такого состава преступления: "Контакты с представителями иностранных государств". Нет даже какого-нибудь "указа от девятнадцатого-четвёртого". Вот если бы 19 апреля, "19.04" президент подписал указ, объявляющий контакты преступлением, тогда хотя бы видимость законности была создана. Но не было "указа от девятнадцатого-четвёртого". Поэтому произнесённые с трибуны Госдумы слова -- "Будет подвергнут… в соответствии с уголовным законом" -- несли в себе неустранимое внутреннее противоречие. Потому что "в соответствии с уголовным законом" за это как раз "подвергнуть" нельзя. Так что ещё не вступивший в должность президент своим заявлением взял да и освободил Федеральную службу безопасности от "химеры", именуемой уголовным законом России. Просто объявил: "Будет подвергнут".
Служба дисциплинированно взяла под козырёк. И если до "девятнадцатого-четвёртого" следователи ФСБ в моём, например, деле ещё пытались как-то выяснить, откуда же всё-таки объявленный шпионом Сутягин взял свою информацию, то с начала мая все подобные попытки фээсбэшников как отрезало. К этому времени, правда, все 134 свидетеля, допрошенных по моему делу (две трети из них -- военные, все, с кем я когда-либо общался), пояснили, что к секретам я доступа никогда не имел, допуск мне не оформлялся, а сам я ту информацию, за которую меня обвиняли, никогда не выведывал и не похищал. Грубо говоря, сейфы не вскрывал, в секретные учреждения незаконно не проникал и в перелеске у военных объектов не прятался. То есть шпионажем, как по большому счёту было доказано сотней свидетелей, никогда не занимался. Возможно, это повлияло на направление следствия. И прозвучавшие в Госдуме слова просто спасали разваливавшееся дело. А может и правда чекисты взяли под козырёк. Этого я не знаю.
Но с начала мая 2000-го следователи прекратили рассылать запросы о том, "где должна находиться информация", полученная мной из газет. Вместо этого все усилия следствия были брошены на максимально объёмное документирование моих контактов с иностранцами.
-- Вы проводили социологическое исследование по заказу консорциума канадских университетов? -- спрашивали меня.
-- Да, -- отвечал я -- и в деле появлялось новое обвинение в государственной измене.
-- Вы давали интервью о событиях в Югославии выходящей в Москве англоязычной газете "The Moscow Times"?
-- Да, -- и обвинение распухало ещё на один пункт.
-- Вы встречались с военно-морским атташе посольства США Брэнноном?
-- Да, он просил меня о встрече -- и я доказывал ему, что наш флот имеет полное право совершать плавание в международных водах и наблюдать за тем, как Штаты бомбят Югославию! -- был мой ответ, а канал РТР на всю страну сообщал, что Сутягин злобно выдавал американцу секреты. (Обвинение, разумеется, стало ещё на одни пункт длиннее.)
Занятно, что в связи с моим контрактом с консалтинговой фирмой "Альтёрнатив Фьючерз" чекистов абсолютно не интересовало содержание той информации, которую я в виде обзоров прессы подготовил для англичан. Просто в начале следствия мне задали вопрос, я взял свой блокнотик с записями, прочитал оттуда ряд пунктов (причём далеко не все) -- и сказал, что это и есть содержание обзоров. И всё! Изо всех 34 томов моего уголовного дела явственно следует, что проверить правдивость моих слов чекисты даже не пытались. Содержание собственно попавшей к иностранцам информации их не интересовало.
Зато они скрупулёзно выясняли, в каких номерах и каких гостиниц я останавливался, отправляясь в командировки за рубеж. Тщательно перечисляли все телефонные звонки, поступившие мне из-за границы. Любовно приобщили к делу справку о том, что такого-то мартобря гражданин Сутягин Игорь Викторович был замечен входящим в американское посольство в Москве. (На суде я робко напомнил, что моего папу зовут вообще-то Вячеславом -- и поинтересовался, какое отношение справка про Игоря Викторовича имеет к обвинению против меня. Прокурор, разумеется, гневно отверг моё возражение как попытку уйти от ответственности.)