— Как, простите?
— О да, и разводчик, который по части разводов даст сто очков вперед самому парламенту. Но тут гражданский долг требует от меня откровенности, а посему объяснюсь понятней.
Прожив в брачном союзе полгода (это мой обычный срок, сударь), мы с виконтессой, должен признаться, покончили с иллюзиями, ослеплявшими нас на первых порах, и были связаны лишь той исполненной нежности и почтения дружбой, которая так приятно располагает ко взаимной откровенности. Видите ли, мы, люди светские, не придаем чрезмерного значения признаниям в новых сердечных склонностях, которые с течением времени могут возникнуть у супругов. Короче, дабы в двух словах ознакомить вас с истинными нашими отношениями, объясню, на каких условиях мы заключили сей союз. Задолго до того, как я связал себя узами Гименея с мадемуазель Бономе, мне стало ясно, что наследное мое достояние весьма быстро растаяло в пламени, всепожирающей силе которого способствовали карты, женщины и кутежи; и вот, очутившись в самом бедственном положении, когда и лучший друг не ссудил бы мне пятисот луидоров, я вынужден был признать, что следует, как говорится, шагать в ногу с веком. Но как при этом сохранить достоинство? Благородное происхождение обязывает!.. Изрядно поломав себе голову над этим вопросом, я решился, дабы не прозябать в праздности, основать «Общество разводчиков» и стал его председателем.
Вот увидите, как все просто. Колумбово яйцо. Прибавлю даже, что общество было тайное, и лишь загадочное происшествие, из-за которого я столь нелепым образом оказался у вас во власти, вынуждает меня открыть тайну. Впрочем, баста! Поскольку я все равно выхожу из игры, после меня хоть потоп!
— Продолжайте… продолжайте… — проговорил господин следователь, глядя на виконта во все глаза.
— Итак, начну.
Тут молодой аристократ заговорил фальцетом и с чрезвычайною живостью произнес нижеследующую речь:.
— Получив своевременно уведомление от одного из наших агентов (ищейки с тончайшим нюхом, не сомневайтесь!) о том, что такая-то юная особа из «почтенного семейства» в сердечных своих делах зашла слишком далеко, я, нимало не мешкая, нежданно-негаданно оказываюсь на месте действия, в провинции (причем поездка финансируется «Обществом» с последующей выплатой долга плюс пятнадцать процентов роста) и без труда нахожу способ быть представленным удрученным родителям. И тут я даю понять (в самых изысканных и щадящих ухо иносказаниях, разумеется), что я готов принести в жертву честь рода, дабы роды не принесли бесчестья опечаленному семейству, и прикрыть гербовым щитом Ротибалей (мы, впрочем, сказать по правде, хоть и породисты, но породы вполне домашней) хрупкое создание, которому предстоит в ближайшем будущем поселиться в нашей Солнечной системе, — свершается же это событие, скажем, во время традиционной поездки в Италию; но поскольку «дело есть дело», как превосходно выразился творец бессмертной пиесы «Честь и деньги», моя такса — сто тысяч звонких франков чистоганчиком тут же, при заключении этого временного брачного союза. Вот видите, я не отстаю от века. Моя система обеспечивает счастье всем. Короче, я из числа тех, чья могильная плита украсится надписью: «Transiit benefaciendo»[1]. Дабы стать хозяином положения, я умею ввернуть в беседе с невестой, с помощью множества поэтических обиняков, что Природа, в день моего рождения пребывавшая в более игривом настроении, чем обычно, наделила меня близорукостью… вполне добровольной. Полгода спустя по договоренности с виконтессой я обращаюсь к нескольким членам нашего общества, дабы они выступили свидетелями, подтверждающими несовместимость наших характеров, мое дурное обращение с супругой и расточительный образ жизни, при необходимости — то, что я состою с кем-то в незаконном сожительстве, — все это под условием, что и я готов оказать им соответствующую услугу, ибо единство — залог силы. Я беру всю вину на себя, для виду что есть мочи противлюсь… и оп-ля! развожусь, оставляя фамилию и титул МОЕМУ отпрыску, он теперь Ротибаль если не по всем статям, то, как видите, по всем статьям. А наши сто тысяч франков — при нас.