– Батенька мой, да что же вы молчите?! – ахнул Гадюкин. – И когда оно шлепнется?!
– Говорят – завтра в полдень. Приблизительно в том же районе, что и раньше.
– Лелик, пакуй чемоданы!… – позвал профессор, аккуратно завинчивая баночку с вареньем. – Не-мед-лен-но!
За стеной заворочалось и заворчало что-то огромное – продремавший весь день ассистент неохотно поднимался с матраса. Спал он прямо на полу – ни одна нормальная кровать его тушу не выдерживала.
На следующий день профессор Гадюкин уже стоял возле ЛТ-42, прикрывая лысину широкополой панамой. Денек выдался еще жарче, чем три года назад: на сей раз посадка инопланетного звездолета состоялась не в апреле, а в июне.
В прохладном сумраке летательной машины сонно бормотали что-то свое центавриане, успокаиваемые лаборанткой Таней. Профессор решил, что для контакта будет полезно, если космонавты сразу увидят, с каким гостеприимством на Земле приняли их сородичей.
Все очень надеялись, что на сей раз прилетит кто-нибудь, способный усвоить русский язык.
Корабль центавриан опустился немного не там, где в прошлый раз. Самую чуточку – всего двадцатью километрами юго-восточнее.
Майор Атастыров вновь сработал быстро и точно – вокруг воронки уже выстроилось оцепление, вертолеты, рабочие с бурами. Лоокут Иванович всем видом выражал энтузиазм и подтянутость, глядя на металлическое яйцо с искренней симпатией. Как-никак, в прошлый раз он из капитана стал майором… может, и теперь что-нибудь обломится?
Это межзвездное «ядро» кое в чем отличается от своего предшественника. Чуть пошире в боках, чуть поуже в нижней части, макушка покрыта диагональными насечками. А самое главное – у него есть люк!
И он медленно отвинчивается изнутри…
Вот люк отвинтился полностью, открыв идеально круглое отверстие. Все затаили дыхание…
Из металлического яйца показалась голова. Шарообразная, лысая, мутно-сизого оттенка, почти втрое больше человеческой. Мягко засветились два огромных белых глаза и тихо щелкнул роговой клюв. А ниже помимо всякого туловища начинаются щупальца – четыре толстых и коротких, оканчивающихся мягкими блямбами-нашлепками, и четыре длинных хлыста с веслообразными лопастями, усеянными крохотными присосками. Между головой и щупальцами торчат две бежевых склизких трубки.
– Фррршшшшш-цк-цк-цк-ккх?… – дружелюбно произнес инопланетянин, плавно опускаясь на все еще горячую землю.
Земляне замерли столбами. Нет, в прошлый раз подобное чудище никого бы не удивило, но теперь… теперь-то все ожидали увидеть гуманоидов! Человекоподобных существ – таких же, как те, что сидят в ЛТ-42! Может быть, немного отличающихся – среди людей ведь тоже встречаются самые разные породы и расцветки… но не до такой же степени!
– Добро пожаловать на планету Россия… – растерянно провозгласил Гадюкин, делая шаг вперед.
– Профессор, наша планета называется Земля, – тихо поправил его Эдуард Степанович.
– Что?… А, ну да, конечно… Пока что еще Земля… – неохотно согласился Гадюкин. – Ничего, батенька, все еще впереди…
Спрутообразный пришелец двинулся вперед. Передвигался он необычно – не шел, и не полз, а как бы скользил на манер конькобежца. Короткие щупальца с блямбами делают резкие рывки, перебрасывая тяжелую голову, а длинные щупальца помогают удерживать равновесие, действуя по принципу лыжных палок.
В инопланетянина нацелился десяток дул. Сделай он что-нибудь потенциально опасное – тут же нашпигуют свинцом и ванадием.
Лысая голова чуть изогнулась в средней части – похоже, никакого черепа внутри нет и в помине. Инопланетянин чуть прищелкнул клювом, рассматривая незнакомые приспособления в руках двуногих, а потом…
А потом одна из склизких трубок резко сжалась и плюнула! Профессор Гадюкин закричал от боли – голова загорелась огнем!
– Не стрелять! – заорал Атастыров, вскидывая кулак. – Не стрелять, профессора заденете!
В лоб Гадюкину впилось что-то вроде крохотного паучка. Между ним и трубкой пришельца протянулась тонкая нить – майор Атастыров решил, что космический спрут взял профессора в заложники.
– Всем тихо… – ледяным голосом скомандовал Эдуард Степанович, медленно вытягивая из-за пояса акустиган[1]. – Никому не двигаться… Сохранять спокойствие… Профессор, вы как?… Живы?… Говорить можете?…
– Э-э-э… а ведь могу, батенька! – оживился Гадюкин. – И он тоже может! Отставить тревогу, это у них, оказывается, такой способ общения – прямой тактильный контакт! Он говорит, что его зовут Ггхххбх… хххбх… м-да… Боюсь, я это не выговорю.
Эдуард Степанович обменялся с майором Атастыровым настороженными взглядами. Вот так, с бухты-барахты, верить в миролюбивые намерения космического террориста они не собирались. Мало ли – вдруг это он сейчас говорит устами профессора?…
– Профессор, вы можете доказать, что вы – это именно вы?… – с сомнением спросил Эдуард Степанович, не отрывая глаз (и прицела акустигана) от второй трубки пришельца.
Вдруг она тоже сейчас плюнет таким вот паучком?…
– Разумеется, батенька! – лучезарно улыбнулся Гадюкин. – Я – это именно я! А вы, батенька, пушечкой своей не размахивайте, у нас тут, знаете ли, дипломатические переговоры намечаются… Наш дорогой гость приносит извинения, что проявил резкость – он не сообразил, что для землян его действия могли показаться агрессивными. На его родной планете это совершенно естественный способ общения – они переговариваются напрямую, тактильно соединяя разумы.
– Ну что ж, допустим… – неохотно кивнул Эдуард Степанович.
Но акустигана не убрал. И бойцы Атастырова по-прежнему продолжают удерживать пришельца на мушке.
– Ай-яй-яй, товарищи, ну мне буквально стыдно за вас… – покачал головой Гадюкин. – Что о нас подумает галактическая общественность? Перед нами, можно сказать, инопланетный Гагарин, а вы себя так ведете!
Инопланетный Гагарин защелкал клювом, что-то неразборчиво шипя, и по нити, соединявшей его с профессором, пробежала тоненькая дрожь.
– Он очень сожалеет, что причиняет нам невольные неудобства, – перевел Гадюкин. – Увы, его клюв не способен воспроизвести человеческую речь, а наши рты – его…
– Подождите, профессор. Речь?… Вы же сказали, что они общаются напрямую? Этими… паучками на нитках.
– Верно, батенька, – благожелательно кивнул Гадюкин. – Но у них есть и звуковая речь – хотя и упрощенная, не передающая всех оттенков. Нетрудно догадаться, что способ, которым мы с ним общаемся сейчас, хотя и обладает множеством достоинств – к примеру, в нем отсутствуют языковые барьеры – все же грешит и множеством недостатков. Так, подобным образом нельзя одновременно объясняться более чем с двумя индивидуумами, невозможно говорить на расстоянии… Что делать, скажем, лектору в аудитории или диктору на телевидении?… Как мы когда-то изобрели письменную речь, так они в свое время придумали звуковую – для тех случаев, когда прямой контакт затруднителен…
– Хорошо, хорошо, я вам верю! – остановил его Эдуард Степанович. – Профессор…
– Да, батенька?…
– Этот… Гагарин, он что, тоже с Проксимы Центавра?
Органическая нить мелко задрожала – инопланетянин с Гадюкиным бесшумно переговаривались. Через несколько секунд профессор кивнул:
– Да. Именно оттуда. Я, знаете ли, угадал почти везде – они действительно путешествуют с помощью «космических пушек». Он мне сейчас показал, как это выглядит – на орбите висит искусственный спутник, стреляющий капсулами с замороженными космонавтами… И они действительно целились именно в нашу планету – их телескопы на порядок совершеннее наших, так что они уже полвека внимательно за нами наблюдают… Вот, решили начать контакт – отправили посла…
– А как он вернется домой?
– В том-то и дело, что никак. До тех пор, пока центавриане не придумают более совершенного способа межзвездных путешествий, нашему гостю придется оставаться на Земле… Но он не возражает.
Эдуард Степанович задумчиво посмотрел на лучащегося довольством Гадюкина и застенчиво лупающего громадными глазищами центаврианина, и медленно сказал:
1
Акустиган. Он же – акустический пистолет. Он же – проект «Сирена». Прибор ручного действия, генерирующий узкий пучок звука высокой интенсивности. На максимальной мощности – производит разряд, по ударной силе сравнимый с пулевым выстрелом. На минимальной – сбивает жертву с ног и лишает сознания, не причиняя серьезного вреда. Изобретен и сконструирован А. М. Гадюкиным в 2033 году.