Что-то меня разбудило, но что, так и не понял. Когда я открыл глаза, было уже далеко за полночь. Мне было страшно, так же страшно, как тогда, когда приходила женщина. В этот момент мне так захотелось оказаться в своей постели, под одеялом, полностью накрывшись с головой. Я уже подумывал броситься в свою комнату и прыгнуть в кровать, но побоялся - вдруг она будет там меня ждать, - и остался сидеть в кресле. Был бы я религиозен, мог бы помолиться, но увы, мы не были на́божными людьми.
Послышался скрип половиц на крыльце. Я громко спросил:
- Папа?
Но никто не ответил, и я понял, что это не он.
Мое сердце бешено заколотилось. Я закрыл глаза, боясь, что могу увидеть женщину, подглядывающую за мной. Крыльцо снова заскрипело. Я услышал еще один странный звук, и сначала подумал, что это кошка, но потом мелькнула другая мысль - это ребенок. Я крепче зажмурил глаза и пальцами заткнул уши, чтобы ничего не слышать и не видеть.
Папа не вернулся к утру. Я не спал всю ночь, и только когда солнце забралось на небо максимально высоко, наконец-то открыл входную дверь и вышел наружу. На крыльце лежал ребенок. Я это предчувствовал, но надеялся, что к этому времени он уже будет мертв. Это было не так.
Я посмотрел на него. В руке он держал маленькую голую женщину, сделанную из коровьей шкуры. Ту, которую сделал папа. Рядом с ним на крыльце стояла маленькая куколка, похожая на папу, сделанная из куриных потрохов.
Начало крутить живот, и я почувствовал, что меня вот-вот вырвет.
Я услышал звук подъезжающего пикапа и посмотрел на подъездную дорожку. Это был папин грузовик. У меня на секунду отлегло от сердца, но когда грузовик припарковался, из него вылезли мужчины, и я увидел, что за рулем был старик Джейкобс. Я почувствовал себя так, словно меня ударили под дых. У старика Джейкобса было печальное выражение лица. Он посмотрел на меня, а я посмотрел на ребенка. Я хотел наступить на него. И в тоже время хотел поднять его и подержать на руках.
Так или иначе, я догадался - теперь он мой.
Я назову его в честь папы, поклялся я.
Я наблюдал, как владельцы ранчо поднимаются на крыльцо.
- Мне жаль... - начал старик Джейкобс.
Тут до меня дошло - я не знаю имени папы.
И я начал плакать.
БЕНТЛИ ЛИТТЛ - луддит, не имеющий доступа к Интернету, а это значит, что он все еще верит в такие устаревшие понятия, как факты, правда, справедливость и демократия. О, и наука. Он все еще верит в науку.
Ⓒ In The Valley by Bentley Little, 2022
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2022
Конни
Теперь она хотела быть хиппи.
Это было уже слишком. Эл смирился с ее прежними прихотями и капризами, с ее непродолжительными набегами в мир моды и флиртом с модной жизнью элиты. Но он не собирался позволять этим грязным, вонючим, бородатым, длинноволосым, обутым в сандалии с протекторами уродам наводнить дом только потому, что Конни теперь хотела присоединиться к отбросам человечества, которые по какой-то безбожной причине, казалось, были нынешними культурными законодателями мод нации.
"Народ". Это была ее фраза в данное время. Она хотела быть единой с народом, помочь народу обрести власть, остановить войну, навязанную народу. Народ, народ, народ... Неважно, что она была богатой сукой, живущей в особняке своей мамки и не отработавшей ни одного честного рабочего дня в своей жизни. Она не понимала, что за люди находятся рядом с ней, пока они не сделают ей какую-нибудь гадость. В очередной раз у нее открылись глаза, и она собиралась в этом новом образе сделать себя защитником простого человека, революционером для своего времени, поставляя финансовую поддержку группам и организациям, которые были слишком передовыми и прогрессивными для традиционной Америки, чтобы их признали.
Через полгода она, вероятно, покончит с этим и перейдет к чему-то другому, к следующему тренду, но пока она хиппи, она будет предана этому делу. Она не была бы собой, если бы не посвятила себя этому. Она полностью погружалась в свои новообретенные интересы, какими бы скоротечными ни оказались эти увлечения, и хиппи не стали исключением.
Только на этот раз он не собирался с этим соглашаться.
Дело было не только в том, что он находил детей цветов эстетически отталкивающими (хотя он так и считал), но и в их системе ценностей, против которой он возражал, в их неприятии всего, что ему было дорого. И он не одобрял всей их антивоенной деятельности, их... агитации. Его собственный сын Джимми был там, во Вьетнаме, и он гордился мальчиком. Но в последнее время ему стало стыдно за свои убеждения, за моральную поддержку собственного ребенка - и это ему совсем не нравилось. Только вчера какой-то женоподобный парнишка в рваных джинсах и в чем-то похожем на обрезанное муу-муу[12] своей мамы затеял с ним скандал, в конце концов заставив Эла признать, что он не знает, почему американские войска постоянно направляются во Вьетнам. Это не имеет значения, пытался он сказать парню. Когда твоя страна просила вас что-то сделать, вы это делали. Вот что значит быть американцем. Но маленькая тайная часть его чувствовала себя неловко из-за того, что что-то - что угодно - из того, что сказал парень имело смысл, и что мальчик действительно смог вырвать признание из него.