Ошибка корреспондента, мне думается, объясняется тем, что он плохо знал местную партийную организацию. Скорее всего это был кто-либо из тех, кто наездом попал в то время в Луганск, а таких мы встречали тогда немало — они приезжали к нам на какой-то срок, глубоко не вникали в нашу работу и при малейшей опасности покидали наш город. Во всяком случае, я уверен, что ни один наш партийный активист той поры, да и любой простой рабочий не мог писать о луганских пролетариях с таким пренебрежением и с таким неверием в их революционные силы[140].
Неверным является и другое утверждение автора данной статьи:
«Какие бы причины ни сорвали стачки, одно необходимо констатировать — мартовский локаут гартмановского завода разрушил цитадель луганской большевистской организации и открыл все пути для разнузданной реакции».
Здесь все поставлено с ног на голову. Не локаут, проведенный хозяевами завода Гартмана, открыл пути для расправы с рабочими. Это произошло потому, что начался спад революции, усилилось наступление реакции. В условиях подъема революции, когда Совет рабочих депутатов был фактическим хозяином положения в Луганске, заводская администрация никогда не посмела бы объявить локаут, и в ту пору она вынуждена была лавировать и шла на уступки. Изменились условия, перевес в силах оказался на стороне правящих кругов, помещиков и буржуазии — совсем иными стали и действия заводской администрации.
Да, луганские большевики в то время понесли огромный урон, исключительно усложнилась их деятельность в условиях подполья, не обошлось и без дезертирства из партийных рядов. Но уничтожить до конца большевистскую организацию в Луганске в то время царской полиции и жандармерии не удалось. Луганские большевики стойко вынесли все испытания и вышли из них еще более окрепшими и закаленными. Об этом свидетельствует весь боевой путь славной луганской партийной организации[141].
Массовое увольнение рабочих во время локаута на заводе Гартмана привело к росту рядов безработных и резко ухудшило и без того тяжелое положение многих рабочих семей. Все это порождало у отдельных рабочих упадочнические настроения, и надо было как-то повлиять на них, разъяснить им создавшуюся обстановку, вселить уверенность в то, что, как бы ни злобствовала реакция, мы еще увидим и такое время, когда шквал новой революции сметет с лица земли господство самодержавия, помещиков и капиталистов. В этих целях Луганский большевистский комитет решил провести в Ботаническом саду сходку луганских безработных и поручил мне выступить на ней с политическим докладом.
Чтобы обмануть бдительность полиции, мы собрали сходку 2 июля 1907 года на рассвете. На ней присутствовало около 120 безработных — представителей от разных районов. Все они внимательно слушали мое сообщение об изменившейся обстановке в революционной борьбе, о наступлении реакции, о Ленине и его несокрушимой вере в силу и непобедимость народных масс, о необходимости организованного отступления под натиском превосходящих сил контрреволюции.
— Вся наша сила в сплоченности и организованности, — убеждал я наших безработных товарищей, — и если мы будем взаимно поддерживать друг друга и действовать не в одиночку, а всей массой, то мы всегда и везде сумеем отстаивать наши интересы. Когда же наступят более благоприятные обстоятельства, произойдет новый подъем революции — а в этом не может быть никакого сомнения, — мы будем действовать еще более решительно, чем в 1905 году, и обязательно одержим победу. Поэтому нельзя унывать и опускать руки, надо действовать, и даже сейчас, когда условия нашей борьбы очень сильно осложнились, мы должны не просить, а требовать от властей, чтобы все безработные получили работу и могли обеспечить своим семьям хотя бы минимальные возможности для существования.
Рабочий класс, — сказал я в заключение, — такая сила, без которой не смогут действовать ни фабрики, ни заводы, ни шахты, ни рудники. Мы даем обществу уголь, металл и другую разнообразную продукцию, поэтому будущее должно принадлежать нам, а не тем, кто сидит на нашей шее и богатеет за счет эксплуатации нашего труда.
140
К сожалению, в отдельных научных исследованиях о деятельности луганской партийной организации в тот период субъективные суждения берутся на веру, без критического осмысливания. Так случилось с Т. Харечко, который в своей в целом интересной и содержательной статье «Из истории РСДРП в Донбассе (1906—1908 гг.)», опубликованной в журнале «Летопись революции» № 1 за 1927 год, основываясь на сообщении упомянутого выше корреспондента, утверждал, что профессиональное общество рабочих Гартмана, или, как он его называл, гартмановский союз, «все время вело примирительную, улаживающую политику; администрации оно было не менее полезно, чем рабочим. Но как только союз вступил в столкновение с ней, она тотчас же выпустила свои скрытые когти».
Несомненно, что в работе правления и всего состава профессионального общества рабочих завода Гартмана были серьезные недостатки и ошибки, но не они определяли существо их деятельности. Правление и все рабочие, объединенные в профессиональное общество, много сделали для отстаивания интересов трудящихся и были боевыми помощниками луганской большевистской организации. И отношение заводской администрации к нашему профсоюзу было разным в разное время не потому, что он вел «улаживающую политику», а прежде всего в зависимости от соотношения классовых сил в стране, от размаха революции. Администрация вынуждена была считаться с рабочими и удовлетворять их требования, когда революция была на подъеме. По-иному она стала действовать, когда обстановка изменилась и революция пошла на убыль. В этих условиях, вполне естественно, администрация стала выпускать «свои скрытые когти».
141
Кстати сказать, тот же автор, Т. Харечко, в другой своей статье более объективно характеризует луганскую социал-демократическую организацию, называя ее «единственной в прошлом крепостью большевизма в Донецком бассейне» («Летопись революции», 1926, № 6).