Мужчина со вздохом устраивается поудобнее. Взбивает подушку, обнимает ее, и тут же вновь раздается баранье блеяние. Еще громче, чем раньше.
Мужчина встает. Включает свет. Одевается. Идет на кухню. На плите – жирная сковородка, на кухонном столе – развернутая газета с почти полностью решенным кроссвордом, рядом на тарелке – недоеденный бутерброд. Мужчина складывает газету, выбрасывает в мусорное ведро остатки бутерброда и включает чайник. В кухне бараньи жалобы почти не слышны. Мужчина заваривает себе чай. Садится. Закуривает. Чашка с чаем остается нетронутой. Сделав несколько затяжек, мужчина вскакивает и идет в ванную комнату. Достает из настенного шкафчика упаковку ваты, сворачивает из нее два тампона и тщательно затыкает себе уши.
Возвращается в спальню. Захлопывает окно, не раздеваясь падает на диван и укрывается с головой.
Баран продолжает жаловаться. Чуть погодя его блеяние перебивается собачьим лаем, еще через какое-то время целая стая собак истошно лает, захлебываясь и повизгивая, а крики барана делаются громче и тревожнее. Мужчина ворочается с боку на бок. Встает. Вытаскивает из ушей вату, бросает ее на пол и устремляется к окну. Распахнув окно, кричит изо всех сил:
– Эй, чей это чертов баран там внизу? Уроды! Чей баран, я вас спрашиваю!
Тишина. В шестиэтажке горят всего четыре окна. Во всех остальных квартирах люди, вероятно, мирно спят.
– Да что же это такое? – шепчет мужчина. – Они что, оглохли все?
Он снова высовывается в окно.
– Чей это баран, чабаны треклятые?!
– Эй, сосед, зачем шумишь? – окликают его с верхнего этажа. – Перебудил всех!
Мужчина выворачивает шею, глядя вверх.
– Я шумлю? – переспрашивает он. – Я разбудил? А этого поганого барана вам не слышно? А собаки вам не мешают?
Невидимый сосед сверху громко зевает.
– Слушай, Вазген, нам мешаешь ты. Всякие природные звуки нам не мешают. Не шуми больше, хорошо?
Окно захлопывается.
– Чей это баран? – истошно кричит Вазген, свесившись из окна. – Эй, чей это баран, скажи!
Верхнее окно открывается.
– Не знаю я, чей это баран! – отвечает сосед раздраженно. – Кто-то привез для матаха[7], не знаю кто.
Окно опять захлопывается.
В течение всего разговора баран продолжает блеять, а собаки – выть.
Вазген хватается за голову.
– Город, – шепчет он саркастически. – Столица! Центр! Цивилизация! Природные звуки им не мешают! Только другие люди!
Он одевается и идет на кухню. Стоя пьет остывший чай.
– Хорошо же, – говорит он с угрозой. – Найдете вы утром своего барана… Нарезанного на шашлык!
С грохотом выдвигает кухонные ящики. Из одного берет фонарик, из другого – ножницы. Вертит их в руках, прячет в карман. Идет в ванную комнату. Берет стоящее в ванне ведро с водой и выносит его в прихожую. Порывшись в стенной нише, отгороженной занавеской, достает лыжные палки.
С лыжной палкой в одной руке и с ведром в другой выходит из квартиры.
Темный двор. Несколько дворняжек истерично облаивают закут между двумя гаражами, где, очевидно, находится баран. Оттуда в ответ доносится громкое блеяние. Вазген подкрадывается к собакам и с размаху выплескивает на них воду из ведра. Собаки с визгом разбегаются. Погрозив им палкой, Вазген отбрасывает пустое ведро и направляется к гаражам. Остановившись перед темным закутком, где притаившийся баран наконец замолчал, роется в карманах в поисках фонарика.
В этот момент кто-то хватает его сзади. От неожиданности Вазген вскрикивает.
– Брат! Друг! – низкорослый, голый по пояс толстяк в тренировочных штанах горячо прижимает Вазгена к груди. – Я гляжу, что это там такое? А это ты шуруешь! Родной ты мой…
– Вот! – толстяк разворачивает Вазгена лицом к двум вынырнувшим из темноты парням. – Вот настоящий мужчина! Единственный на два дома! Не поленился, спустился, отогнал собак от бедного животного. Все остальные как думают? Не наш баран, какое наше дело, съедят его собаки или нет. А Вазген не такой, он хороший сосед. Он бежит на помощь! Побольше бы таких, как наш Вазген, и этому двору, и этому городу!
– Здравствуйте, дядя Вазген. Как поживаете?
Юноши степенно пожимают Вазгену руку.
Взбудораженный толстяк еще раз крепко его обнимает.
– Завтра ты у нас, – говорит он. – Как хочешь дела свои устраивай, но чтобы пришел обязательно. Посидим, выпьем, поговорим… Дочка у меня в институт поступила на бесплатное отделение. Брат барана прислал, завтра матах будем делать. Такая радость!
Приобняв Вазгена за плечи, толстяк ведет его к подъезду.
– Барана в гараже заприте, – бросает парням. – А то эти шавки вернутся, вконец его запугают. Вот скажи, брат, разве это город? Везде бродячие собаки шляются. Кто за этим должен следить? Правительство! А оно следит? И не думает. И что мы имеем? А то, что такой человек, как ты, уважаемый человек, с высшим образованием, с портретами великих предков на стенах, должен среди ночи идти спасать чужого барана!
7
Матах (арм.) – благодарственное церковное жертвоприношение. Пережиток язычества. Прим. авт.