Пианист исполняет песню за песней, возвещающие прибытие невесты-субботы.
— Так какой там у тебя был секрет? — спрашивает мать.
— А такой, — говорю, — что я нашла твою коробочку и твое кольцо.
— Что ты такое говоришь? — возмущается мать.
Все встают с мест, обращают лица к дверям синагоги, к миру. Они приветствуют калу[36]: «Входи, входи, невеста».
— Ты ворошишь прошлое, — говорит мать, — чтобы меня обидеть.
— Вовсе я не хочу тебя обидеть, — возражаю. — Просто пытаюсь оградить свою личную жизнь.
— Нет никакой личной жизни, сколько бы лет ни прошло, — говорит мать. И смотрит с прищуром: — Ты, едва тебе минуло шестнадцать, то есть аккурат на семнадцатый день рождения, сделала аборт. Я права или?..
Молчу. Все головы поворачиваются обратно. Раввин смотрит: кто там до сих пор не угомонится?
— Ты залетела от своего спортсмена и пошла на аборт, — настаивает мать. — Признайся. Скажи как есть.
— И не собираюсь, — отвечаю. — Тебя это не касается. Я, в отличие от тебя, не пускала в свою постель ни мать, ни старшую сестру. И нечего на мне отыгрываться.
— Ступай домой, — заявляет мать. — Кому ты нужна? За меня молится падшая женщина.
Я надеваю плащ и собираюсь уйти прямо посреди службы.
— Погоди, — зовет мать. — Я слегка погорячилась.
Никогда ей этого не прощу.
Сижу в плаще и каменно молчу, а она в конце службы тихонько желает мне хорошего шабата, святого дня.
Я хмыкаю.
— До следующей недели? — спрашивает мать. — В то же время, на том же месте?
Я встаю и ухожу, смешиваюсь с другими прихожанами.
Раввин у дверей пожимает всем руки. Меня он просит задержаться.
— Идеальная дочь, — говорит он. — Однако одиннадцать месяцев миновали. Дай своей матери возможность самой за себя попросить. Не вставай теперь во время кадиша.
Субботние утренние службы я пропускаю, а в следующую пятницу прихожу с опозданием.
— Здравствуй, незнакомка, — приветствует меня мать.
Я холодно смотрю на нее.
— Рада тебя видеть, — поспешно поправляется она.
Идет час за часом, а я почти не раскрываю рта.
— Приближается мое время, — говорит она. — Вставай.
Сижу как истукан.
— Пора за меня молиться, — говорит она.
Качаю головой.
— Одиннадцать месяцев прошло, — отвечаю. — Теперь твоя очередь.
Зачитывают длинный отрывок, предваряющий кадиш, — о преемственности, о памяти, о смягчении боли.
— Давай! Ну же! — велит мать.
И тянет меня за рукав. С неохотой поднимаюсь. Раввин изумлен. Это явный сверхнорматив.
Я возношу хвалу Богу, пою древнюю молитву, которой раньше молились за ученых.
Мать удовлетворена.
— Я это так просто не оставлю, мама, — говорю я. — Ты поступила дурно — и тогда, и сейчас.
— Скажи мне только одно, — шепчет мама.
Я молчу.
— Я была права?
— Ты была права, мам, — отвечаю. — Я действительно совершила дурной поступок.
— Я так и знала, — говорит мать.
Служба окончена. Я встаю и ухожу.
— Погоди! Постой! — зовет мать.
Через неделю она буквально лопается от нетерпения.
И, не дав мне снять пальто, спрашивает:
— Это было связано с сексом, да?
— Это не имело к сексу никакого отношения, — говорю я.
— Но что еще может стрястись у юной девушки? — удивляется мать.
— Сколько мне минуло — шестнадцать или все-таки семнадцать? Сплошь парни. Сплошь политика. В здании университета что ни этаж, то другая политическая партия: демократы, республиканцы, социалисты, коммунисты. Невозможно было пройти мимо телефонной будки, чтобы не вляпаться в дискуссию. Подняться по лестнице, чтобы не вступить в дебаты. Выпить кофе в общежитской забегаловке, чтобы не ввязаться в прения. Я пропускала сначала по одной «паре», потом по две, а потом и день за днем.
— Ты говорила, что сидишь в библиотеке. — Мать потрясена.
— А там все то же: записочки, перешептывание, обсуждение статей. Жаркое время было у меня в университете.
Я сдерживаю улыбку. Возможно, это и было моим образованием.
— Итак, — говорит мать, — что случилось?
— Не успела я оглянуться, со всеми этими заседаниями, Обществом Юджина В. Дебса[37], «Ветеранами против войны» и так далее, как настали экзамены, а я весь семестр лодыря гоняла.
— Все можно нагнать, — наставительно замечает мать.
— Без шансов. Я призналась своему приятелю, тому, спортсмену. Он был добрый и вызвался помочь, чтобы меня не отчислили.
37
Юджин Виктор Дебс (1885–1926) — один из создателей Социалистической партии Америки и организации «Индустриальные рабочие мира».