Предисловие
Перевод на русский: Е. Р. Сова
Ники Вельт родился в аудитории. Я вёл занятия по композиции и пытался показать студентам, что слова не существуют сами по себе, а имеют значения, которые могут выходить за рамки их привычных коннотаций, что даже короткие сочетания могут допускать самые разные толкования. Заголовок статьи в газете, лежащей на моём столе, привлёк моё внимание - что-то о походе, запланированном местным отрядом бойскаутов, - и я написал на доске: «Прогулка на девять миль - это не шутка, особенно в дождь». Я предложил классу сделать выводы, которые они могут составить из этого предложения. Как это часто бывает с педагогическими мозговыми штурмами, эксперимент оказался не слишком удачным. Боюсь, мой класс расценил его как изощрённую ловушку, и самым безопасным вариантом было промолчать. Но пока я уговаривал, предлагал подсказки и предложения, то сам втянулся в игру. Я делал умозаключения за умозаключениями, проекции за проекциями, и меня заводило всё дальше и дальше...
Мне пришло в голову, что у меня есть материал для рассказа, и, вернувшись домой, я попытался написать его, но ничего не вышло. Я отложил идею в сторону, а через пару лет, когда что-то напомнило о ней, попробовал снова. Получилось не лучше, чем в первый раз. Я попробовал ещё раз через несколько лет, и ещё через несколько лет после этого.
Затем, через четырнадцать лет после первой попытки, я попробовал ещё раз. На этот раз всё получилось. История текла своим чередом, и я знал, что, когда закончил её в конце дня, она практически не потребует доработки. Писателей часто спрашивают, сколько времени требуется, чтобы написать рассказ. Ответ один: один день или четырнадцать лет, в зависимости от того, как на это посмотреть.
Я отправил рассказ в журнал «Тайны Эллери Квина»,1 где его приняли почти сразу, вместе с письмом от редактора, обещавшего купить столько однотипных рассказов, основанных на одном и том же персонаже, сколько я смогу написать. Но прошло больше года, прежде чем я смог придумать ещё один.
Рассказы о Ники Вельте привлекли внимание, думаю, потому, что они были воплощением детективной истории типа «кресло». Задачи решались с помощью чистой логики, а читателю давались те же подсказки, что и герою детективного рассказа. Более того, Ники Вельт не имел никаких преимуществ, ни особых способностей к интуиции, ни глубоких познаний в криминологии. По правде говоря, это было не столько выбором, сколько необходимостью, поскольку я сам не обладал такими знаниями.
Вскоре после публикации «Девятимильной прогулки» ко мне обратились несколько издателей, которые хотели увидеть книжную рукопись о Ники Вельте. Естественно, я был польщён, но в то же время чувствовал, что должен отказаться. Я чувствовал, что классический рассказ о сыщике - это, по сути, короткая история, в которой основной интерес представляет проблема, а характер и обстановка появляются как дополнение. Следовательно, если растянуть такую историю до размеров романа, то придётся либо погрузить читателя в утомительное перечисление каждого шага, который привёл героя к разгадке, причём многие из них обязательно будут шагами в неверном направлении, либо поставить перед ним настолько сложную проблему, что в конце читатель будет озадачен не меньше, чем в начале. И всё же меня заинтриговала идея написать целую книгу.
Решение оказалось сколь неожиданным и столь же логичным, как и всё, что продумывал Ники Вельт.
Несколько лет спустя, когда я переехал в пригород, меня заинтересовало социологическое положение еврея в пригороде. Мне показалось, что лучше всего это может быть описано в художественной форме, и я написал роман под названием «Строительство храма». Я разослал рукопись по разным редакциям, все они написали мне приятные заметки, но с сожалением вынуждены были отклонить её.
Я уже почти потерял надежду на её публикацию, когда, к счастью, она попала к редактору, который, согласившись с тем, что рукопись в её нынешнем виде непригодна для продажи, счёл саму тему достаточно интересной, чтобы предложить направления, по которым её можно было бы переработать и сделать более подходящей для широкой публики. Кроме того, он знал и восхищался рассказами о Ники Вельте, которые к этому времени превратились в достойное произведение...
По мере обсуждения книги смыслы снова выходили за рамки привычных коннотаций, умозаключения нагромождались на умозаключения, сюжеты, персонажи, события смешивались, и в итоге получалась, как в «Девятимильной прогулке», совершенно новая концепция, но при этом прочная проекция на исходный материал.