Интерес Л. Н. Толстого к Ла Боэси — давнего происхождения. Проследить точно истоки его невозможно. Зато можно вполне определенно установить, что Толстой решил включить довольно обширное извлечение из «Рассуждения о добровольном рабстве» в задуманный им еще в восьмидесятых годах «Круг чтения», т. е. в издание, которое замышлялось Толстым для ознакомления широких читательских масс с избранными творениями мировой литературы. 17 февраля 1884 г. Лев Николаевич писал В. Г. Черткову: «Я увлекаюсь все больше и больше мыслью издания книг для образования русских людей. Я избегаю слова — для народа, потому, что сущность мысли в том, чтобы не было деления — народа и не-народа»[125]. И в письме к тому же Черткову, написанном спустя более года (в июне 1885 г.), Толстой впервые говорит о своем замысле составить «Круг чтения». Он пишет: «Очень бы мне хотелось составить круг чтения, т. е. ряд книг и выборки из них, которые все говорят про то одно, что нужно знать человеку прежде всего — в чем его жизнь, его благо...»[126]
Толстой, разумеется, имел в виду в первую очередь «выборки» из авторов, касающиеся нравственно-философских вопросов в духе его собственного учения. Но нравственно-философские вопросы были неотделимо связаны у Толстого с беспощадной критикой царского самодержавного строя. Общеизвестно гениальное ленинское определение роли Толстого как «зеркала русской революции». Оно означало, что правильная оценка Л. Н. Толстого может быть дана только с точки зрения развития русской революции. Владимир Ильич Ленин писал по этому поводу: «...Толстой поразительно рельефно воплотил в своих произведениях — и как художник, и как мыслитель и проповедник — черты исторического своеобразия всей первой русской революции, ее силу и ее слабость. ...Это была буржуазная революция, ибо ее непосредственной задачей было свержение царского самодержавия, царской монархии и разрушение помещичьего землевладения, а не свержение господства буржуазии»[127]. Вот это-то разоблачение царского самодержавия, царской монархии составляло неотъемлемую часть проповеди Толстого. В своих «просветительских» работах Толстой, наряду со своей религиозно-нравственной проповедью, выражавшей, говоря словами В. И. Ленина, «...предрассудок Толстого, а не его разум...»[128], уделял большое внимание критике и обличению всех зол царского самодержавия, со всем его полицейско-бюрократическим аппаратом насилия.
Однако составление «Круга чтения» оказалось делом многотрудным и многосложным: иные замыслы и работы отвлекали Льва Николаевича от задуманного предприятия, но он не оставлял мысли о нем. Письма Толстого и записи в его дневниках свидетельствуют, как беспокоило Толстого то, что это дело, которому он придавал такое огромное значение, не налаживается. Так, в письме к своему другу и почитателю Г. А. Русанову от 1 марта 1888 г. Толстой пишет:
«Вопрос о том, что читать доброе по русски? заставляет меня страдать укорами совести. Давно уже я понял, что нужен этот Круг Чтения, давно уже я читал многое могущее и долженствующее войти в этот «Круг Чтения» и давно я имею возможность и перевести и издать, и я ничего этого не сделал» [129].
Упоминания о Ла Боэси мы встречаем в переписке Толстого также в начале восьмидесятых годов. Высоко ценя «Рассуждение о добровольном рабстве», Лев Николаевич сумел заинтересовать им своих близких. Так, Софья Андреевна Толстая в письме к Льву Николаевичу от 1 февраля 1884 г. пишет: «Я читаю понемногу Boetie, но все времени мало; привези Montaigne, мне и так после некоторых намеков о нем интересно было бы его прочесть, а теперь тем более, как ты его хвалишь»[130].
Но, повидимому, несмотря на недостаток времени, на который жалуется Софья Андреевна, чтение Ла Боэси захватило ее, и она очень быстро прочла не только «Рассуждение о добровольном рабстве», но и обширное письмо Монтеня, посвященное описанию смерти Ла Боэси. 5 февраля, т. е. через четыре дня после первого сообщения о чтении Ла Боэси, Софья Андреевна пишет Льву Николаевичу по этому поводу следующее:
«...Кончила сегодня La Boetie и прочла с интересом его смерть. Вот так я бы хотела умереть, т. е. в таком быть духе»[131].
125
Л. Н. Толстой. Полное собр. соч. (юбилейное), т. 85. М., 1935, стр. 27. Мысль об издании полезных книг для народа чрезвычайно занимала в это время Л. Н. Толстого. Об этом свидетельствует и относящаяся к этому же времени «Речь о народных изданиях» (см. т. 25, стр. 528 указ, изд.), в которой Л. Н. Толстой развивает ту же мысль и, решительно отвергая деление на «народ и не-народ», заявляет: «Пускай исчезнет прежде всего... это искусственное деление: народ и не-народ, интеллигенция (этого деления и не существует; сколько я знаю грамотных мужиков, несомненно более способных учиться, чем кандидаты университета)...»
129
«Вестник Европы», 1888, № 3, стр. 13. О Г. А. Русанове (1845— 1907) см. «Из переписки Льва Николаевича Толстого». «Вестник Европы», 1915, № 3.