— Ну что ж, тогда, пожалуй, и вопросов нет.
Обрадованные, Тора и Сэймэй дружно расхохотались, хлопая Гэнбу по плечу. Борец низко поклонился Акитаде; в глазах его стояли слезы.
Акитада перевел взгляд на Хитомаро, и тот сразу же открыто заявил:
— Я, господин, не стану утверждать, что это был несчастный случай или самозащита. Я имел вполне четкое намерение убить этого человека и преследовал его, хотя знал, что он не стоит моего клинка.
— Так что же это было? Пьяная ссора? — удивился Акитада.
— Нет. Я был совершенно трезв. И я сделал бы это снова. — Он смело встретил изумленный взгляд Акитады.
— Ты чертовски честен, — заметил тот. — Должно быть, у тебя имелись смягчающие обстоятельства? Может, ты был тогда очень молод?
Хитомаро покачал головой, и Тора посоветовал ему:
— Да ты расскажи, в чем было дело!
Хитомаро тяжко вздохнул:
— Мне не хотелось бы кичиться этим, но мое клановое имя — Такахаси. Моя семья родом из провинции Идзумо.
Акитада удивился. О клане Такахаси он много слышал. Этот старинный прославленный самурайский род ныне переживал упадок. Хитомаро продолжал:
— Десять лет назад во время эпидемии оспы умерла моя семья — отец, дед с бабкой и все мои братья и сестры. Мы с матерью остались одни, и я взял в дом жену. — Хитомаро теперь говорил очень тихо, глядя на свои сжатые кулаки. — Моя жена Мичико была совсем юной и очень красивой, и я… — Он замолчал, кусая губы. — Сын нашего соседа, могущественного и богатого землевладельца, на службе у которого состояли сотни самураев, однажды увидел Мичико и решил переманить ее, сделав ей предложение. Она все рассказала мне, и я пошел предостеречь его от этого поступка. Он встретил меня спесивыми, надменными речами. Нет, тогда я его и пальцем не тронул. Все случилось позже. — Хитомаро снова начал разглядывать свои руки. Лишь заметным усилием воли он заставил себя продолжить рассказ: — Однажды мне пришлось на несколько дней отлучиться из дома по делам. Вернувшись, я узнал от матери, что моя жена повесилась. Ей было всего семнадцать, и она ждала нашего первенца. Мичико оставила мне письмо; из него я узнал, что сосед изнасиловал ее и что она не вынесла позора, павшего на нашу семью. — Собравшиеся в комнате затихли, а Хитомаро уставился в потолок. — Вот тогда-то я пошел и убил его. После этого нам с матерью пришлось бежать в горы. Ближайшей зимой она умерла от голода и тягот. — Посмотрев на Акитаду, Хитомаро с горечью прибавил: — У меня не осталось ничего, мне не за что больше цепляться в жизни. Все, что я умею, — это хорошо владеть мечом, и мой удел — быть орудием в достижении чужих жестоких целей. Поэтому я и хотел бы служить вам, а не продавать свое боевое умение тем, кто больше заплатит. — Потрясенный до глубины души, Акитада не сразу ответил. А Хитомаро, вконец расстроившись из-за его молчания, сказал: — Ну что ж, давайте забудем об этом разговоре. Я ведь понимаю, что был бы вам только в тягость.
— Ничего подобного! — уверил его Акитада. — Ты оказал мне честь своим откровенным рассказом, и прости, что я так мешкал с ответом. Твоя история глубоко тронула меня. У меня ведь тоже теперь есть жена. — Хитомаро понимающе кивнул и улыбнулся. — Мне не в чем укорить тебя, — продолжил Акитада. — Но как быть с твоим званием? Ведь ты не можешь поступить ко мне вассалом [15]. Что ж, раз так, я почту для себя честью, если ты останешься в моем доме на правах гостя.
Хитомаро поднялся.
— Нет у меня больше ни звания, ни родового имени. Я буду служить вам вместе с Гэнбой и Торой; никак иначе я не согласен.
Встретив его решительный взгляд, Акитада кивнул:
— Как знаешь. Будь по-твоему.
Тора радостно завопил:
— Ну что, братцы, видели? Говорил же я вам, что мой хозяин благородный человек!
— Спасибо, Тора, — перебил его Акитада. — Только сейчас я хотел бы уснуть. Увидимся с вами завтра утром.
Тора и двое их телохранителей вышли сразу, а Сэймэй еще усерднее начал рыться в своем сундучке со снадобьями.
— Оставь все это до завтра! — сказал ему Акитада.
— Но, хозяин, я не могу оставить вас одного. Вдруг вам что-нибудь понадобится.
— У меня пока только одна надобность — поспать. Ступай!
Старик хотел возразить, но, взглянув на хозяина, повиновался.
Едва шаги его стихли за дверью, Акитада попытался выбраться из постели. Это отняло много сил, и наконец, взмокший от пота, он поднялся на ноги. Не без труда накинув на перевязанное тело халат, Акитада открыл дверь на веранду.
Буря давно закончилась, оставив после себя мокрый от ливня сад. В свете мерцающих звезд и полной луны он казался черной лаковой картиной, инкрустированной серебром. В этой влажной мгле, напоенной ароматом роз, Акитада тихонько пробрался босиком в комнату Тамако.
Целую неделю он не выходил из дома — так медленно срастались сломанные ребра. К удивлению Гэнбы, их пришлось бинтовать несколько раз. Скрипя зубами от боли, Акитада бормотал: «Наверное, я очень беспокойно сплю».
А между тем, пока он шел на поправку, произошло несколько событий. Настоятель Сэссин навестил их дом, чтобы справиться о здоровье Акитады и забрать юного князя Минамото домой. Сэссин сообщил Акитаде, что назначил вместо него и Хираты двух новых преподавателей, а Фудзивара, как выдающийся знаток древней китайской словесности, занял теперь место Оэ. Сато получил разрешение давать частные уроки, а его жена уже дважды выступала в богатых домах и даже начала приобретать известность в этих кругах.
Приходил Кобэ. От него Акитада узнал, что суд приговорил Курату к каторжным работам на острове Цукуси.
— Отправился осушать болота, — сообщил Кобэ с нескрываемым удовлетворением. — Думаю, там он и года не протянет.
— А как обстоят дела с Окурой? — поинтересовался Акитада.
Кобэ поморщился:
— Этот ублюдок подал прошение о пересмотре дела. Так что теперь неизвестно, когда состоится суд.
Третье событие, самое важное, носило сугубо частный характер. Тамако стала законной женой Акитады и жила теперь в доме на правах младшей госпожи Сугавара. Тут Акитаде даже пришлось кое-чему подивиться. Когда он зашел к матери, чтобы сообщить о предстоящем событии, по случаю которого ей надлежало собственными руками испечь свадебные рисовые лепешки — их традиционно подавали молодоженам наутро после третьей из совместно проведенных ночей, — почтенная госпожа Сугавара привела его в смущение, указав на уже приготовленный лакированный поднос, накрытый салфеткой из дорогого шелка.
— Лепешки ждут тебя со вчерашнего вечера, — сказала матушка, улыбаясь при виде замешательства сына. — Я порадовалась, узнав, что раны не помешали тебе выполнить свой долг.
Впрочем, одобрение госпожой Сугавара этого брака не было такой уж большой неожиданностью. Акитада давно заметил, что Тамако нашла к матушке особый подход. Да и вообще, каждый новый день, проведенный с молодой женой, приносил ему новые открытия, ведь еще никогда в жизни он не был так близок ни с одним человеком. Пока заживали его раны, Тамако стала для Акитады не только прекрасной сиделкой, но и лучшим другом, и он поверял ей все самые сокровенные свои чувства и мысли.
Но это благословенное время, разумеется, не могло длиться вечно. Акитаде пришлось вернуться к работе в министерстве. Сезон дождей тянулся уже давно — с того дня, когда Акитада подвергся нападению. И вот в одно такое сырое промозглое утро Акитада велел Сэймэю приготовить его выходное платье и шляпу. Еще вчера вечером, когда они с Тамако любовались буйной зеленью пропитанного влагой сада, он сообщил ей, что намерен посетить завтра министра. Акитада откровенно поделился с ней своими опасениями по поводу их стесненного финансового положения, честно рассказал о своих прежних трениях с начальством, оставлявших мало надежды на продвижение по службе, и о том, как ему опостылела скучная бумажная работа. Тамако, как всегда, поддержала его, вселив надежду на лучшее, поэтому утром он решительно настроился отправиться на встречу с неизбежным.
Однако по странной иронии судьбы вереница непредвиденных событий почти сразу же начала препятствовать его планам.
15
Лицо, не принадлежавшее к военному сословию, не имело права содержать у себя на службе самураев.