— Правда? И ты будешь заботиться о нем? — Глаза Тамако засветились радостью.
— Конечно. Ведь это твой дом и твой сад. Мы могли бы для начала построить здесь маленький летний домик, а еще сторожку для садовника.
— Нет, только не садовника! — вскричала Тамако. — Я сама буду ухаживать за садом. Спасибо тебе, Акитада! — Она вдруг потупилась. — Но ведь это стоит денег! Разве мы можем себе это позволить?
Акитада втайне порадовался этому слову «мы».
— Разумеется, можем. Вот послушай-ка, какие у меня новости. Сегодня утром меня посетили несколько человек. Сначала заходил Кобэ, а потом нас почтили визитом настоятель Сэссин и юный князь Минамото. Он теперь глава клана, так что мне придется снова привыкать к обращению «господин».
Тамако улыбнулась:
— Он очень милый мальчик. А что нового сообщил Кобэ?
— Окура повесился.
Тамако опустила глаза.
— Я рада, что так получилось, — наконец сказала она. — Отец, я уверена, не хотел бы, чтобы из-за него кого-то казнили. — Тамако посмотрела на мужа и улыбнулась. — А настоятель Сэссин с юным князем, должно быть, приезжали поблагодарить тебя за помощь?
— Да. И сделали это с большой щедростью. А я вот, оказывается, не принимал мальчика всерьез. — Рассказав Тамако о золоте, он видел, как искренне она обрадовалась неожиданному богатству. — Ну и конечно, они поздравили нас с женитьбой. — Помолчав, Акитадо нерешительно прибавил: — А еще у нас был немного загадочный разговор о том, как трудно найти хорошего правителя в северные провинции. Это, признаться, озадачило меня.
— И что же сказал настоятель?
Акитада поведал Тамако все, что припомнил из беседы с Сэссином, и внимательно наблюдал за ее лицом. Она по-прежнему улыбалась, но ее пристальный взгляд насторожил Акитаду.
— Ну надо же, сколько хороших новостей! — воскликнула Тамако. — Мне кажется, тебе скоро предложат очень солидную должность. Возможно, даже пост правителя! — Она хлопнула в ладоши. — Подумать только! Такая честь и в такие молодые годы! — Но, тут же закусив губку, Тамако поспешно добавила: — Разумеется, это заслуженная честь и очень правильный, мудрый выбор. Представь, как порадуется твоя матушка!
— А ты? Ты рада? — тихо спросил Акитада.
Тамако покраснела и потупилась.
— Конечно. Это такое великое событие для тебя, для всех нас! — Потом, почти не дыша, она дрожащим голосом спросила: — Скоро ли назначат твой отъезд? Ведь сколько всего нужно успеть к нему приготовить! Получив назначение, ты уедешь года на четыре… никак не меньше. — Она поникла.
— Не беспокойся преждевременно о приготовлениях. Быть может, все это лишь померещилось мне. Сама посуди, ну кто я такой? Скромный чиновник восьмого ранга. — Акитада нежно взял жену за подбородок. Глаза Тамако наполнились слезами, но она улыбнулась. Акитада спросил: — Тамако, я хотел узнать, как ты отнесешься к тому, чтобы сопровождать меня в эту поездку на край света?
Лицо ее вспыхнуло от радости.
— Так, значит, ты возьмешь меня с собой?
Он кивнул, и слезы полились у нее из глаз — смешиваясь с сажей, они оставляли на щеках черные полосы. Тамако опустилась перед ним на колени прямо на грязную землю в низком поклоне.
— Благодарю тебя, супруг мой. Благодарю за то, что сделал меня, скромную женщину, самой счастливой на свете!
— Тамако! — Акитада нахмурился, бросившись поднимать ее. — Ну встань же скорее! Все равно здесь никого нет, так зачем же эти церемонии?! И ты испачкала платье.
Тамако поднялась, плача, улыбаясь и отряхивая грязь с подола. Акитада достал из рукава платок и вытер ее чумазое личико.
— А я боялся, что ты не согласишься, — признался он. — Многие дамы считают такое назначение чем-то вроде мук ада. Ведь там нет городских удобств, а зимы там, говорят, длятся по восемь месяцев.
— А ты посмотри на меня! — со смехом возразила она, показывая ему свои перепачканные копотью руки и платье. — Разве я похожа на этих дам? На диком, необжитом севере я буду чувствовать себя гораздо уютнее, чем здесь — ведь мне чужды все эти манеры и церемонии, так же как и утонченные наряды. — Тамако огляделась и умиротворенно вздохнула. — Я пришла сюда поговорить с духом отца, сообщить ему, что мы поженились. А теперь я рада, что он разделит со мной и эту радостную новость. Разделит со мной мое счастье.
— И мое.
Взяв мужа за руку, Тамако подвела его к старой глицинии.
— Смотри! — Она наклонилась к самому подножию ствола. Там, из голой земли, тянулись вверх четыре или пять молодых побегов. — А вот еще! И еще!..
Присмотревшись внимательнее, Акитада заметил, что молодые деревца и кустарники вокруг начали пускать новые ростки.
И тут же в зеленой листве старой ивы у ворот залился трелью соловей.
Историческая справка
В XI веке Киото был столицей Японии и ее крупнейшим городом. Как и китайская столица той поры Чанъань [16], Киото представлял собой строгий прямоугольник с решетчатой системой широких и более мелких улиц. Он занимал площадь втрое меньшую, чем знаменитая столица Китая, — 2,5 на 3,5 мили, и имел население численностью примерно в 250 тысяч человек. Императорский дворец — отдельный внутренний город, включавший в себя сотню с лишним зданий, где размещались государственные министерства и ведомства, а также резиденция императора, располагался к северу от центра Киото. И сама столица, и императорский дворец были окружены стеной. Проникнуть внутрь можно было через многочисленные ворота. Расёмон (правильнее — Расёо-мон или Радзёо-мон, то есть «Крепостные врата») одно время были самыми известными воротами столицы, но позже обветшали и начали разрушаться. К середине века они скорее всего уже не существовали. Известное предание об этих воротах, позже вошедшее в новеллу Акутагавы Рюноскэ «Ворота Расёмон» и положенное в основу фильма [17], снискавшего самые почетные кинематографические премии, содержится в сборнике древних легенд «Конъяку Моногатари» (29/18). В этих источниках древний Киото представлен как красивый город с широкими, обсаженными ивами улицами, дворцами и особняками знати, утопающими в зелени садов, храмами и правительственными зданиями с непременно синей черепицей крыш, красными лакированными столбами и загнутыми карнизами, каменными синтоистскими святилищами, парками со множеством прудов, павильонов и беседок, многочисленными водными каналами и реками с перекинутыми через них горбатыми мостиками — и все это в обрамлении горного пейзажа, дополненного картиной одиноких, примостившихся на живописных склонах молелен, безмятежной глади озер и величественных летних резиденций. Таким детальным описанием города, а также его картой эпохи Хэйан автор отчасти обязан труду Р.А. Б. Понсонби-Фэйна «Киото. Древняя столица Японии».
Императорский университет, расположенный к юго-востоку от императорского дворца и основанный в VIII веке, принципом своего устройства повторял китайский образец. Как и государственная система, университет вскоре дал серьезную трещину из-за эгоистических интересов высшей знати, в угоду которой туда стали принимать только сыновей людей так называемого «благородного происхождения». Постепенно дошло до того, что университетские профессора уже не получали достойной платы за свои труды, не проявляли к ним и должного почета. Например, о скромной роли, отведенной им в обществе в 1004 году, можно узнать из «Сказания о Гэндзи», принадлежащего перу госпожи Мурасаки, и из других литературных источников. В те времена также существовали частные учебные заведения, учрежденные несколькими прославленными кланами страны — такими, как род Фудзивара и Татибана, а также единственное высшее учебное заведение для низших сословий, основанное монахом Кобо Даиси при одном из монастырей. Университет следовал конфуцианскому учению, отводя при этом особое место китайскому языку и классической китайской литературе — знания, необходимые тогда для овладения гражданскими профессиями. Студентов набирали в основном из семей, принадлежащих к военному и гражданскому сословию, как из столицы, так и из провинции. Молодые люди мужского пола начиная с одиннадцати лет проходили строгий отбор при поступлении и за время учебы в университете сдавали еще экзамены на промежуточную и продвинутую степени. Для многих людей низкого ранга успешная сдача экзаменов была единственной возможностью получить впоследствии прибыльную должность. К XI веку связи с Китаем в основном прекратились, и знания в области письменного и устного китайского языка существенно ослабли. Кроме того, общественные интересы сместились от таких дисциплин, как история, право и наука о церемониях и ритуалах, в сторону поэзии, принявшей вид развлекательной деятельности. Однако университет, дававший знания китайского языка, классической китайской литературы и конфуцианских учений, по-прежнему обучал таким предметам, как право, математика, высокие искусства и, вероятно, медицина.