— Ну а сегодня? — сказал Эркюль Пуаро.
— Сегодня другое дело. Тут я никого не вызволял. Единственный, кто был на месте преступления, это Картер. Стрелял он. Когда я бросился на него, револьвер еще был у него в руке. Думаю, он собирался пальнуть еще раз.
— Кажется, вы очень заботитесь о безопасности мистера Бланта?
Рейке усмехнулся. Улыбка у него была не лишена приятности.
— По-вашему, не вяжется с тем, что я о нем наговорил? Возможно. Я действительно считаю, что таких субъектов, как Блант, следует убивать. Во имя прогресса и человечества. Но лично против него я ничего не имею, он славный малый, истинный британец. И когда на моих глазах в него в упор стреляют, я не могу не вмешаться. Видите, какое человек непоследовательное существо! Идиотизм, правда?
— Между теорией и практикой — огромная пропасть.
— Согласен.
Мистер Рейке поднялся с кровати, где он сидел все это время, и доверчиво улыбнулся.
— Просто я подумал, — сказал он, — что надо пойти и все вам объяснить.
Говард Рейке вышел, осторожно затворив за собой дверь.
«Избавь меня, Господи, от человека злого; сохрани меня, Господи, от нечестивца»[75], — уверенно, хоть и немного фальшиво, выводила миссис Оливера. Совершенное отсутствие благоговения в ее голосе наводило Пуаро на мысль, что в представлении почтенной леди этот нечестивец имеет весьма конкретное воплощение в лице Говарда Рейкса.
Эркюль Пуаро вызвался сопровождать своего гостеприимного хозяина с его семейством на утреннюю службу в деревенскую церковь.
Говард Рейке не преминул заметить с презрительной усмешкой:
— Стало быть, вы регулярно посещаете церковь, мистер Блант?
Алистер Блант пробормотал что-то невнятное: в деревне, дескать, от него иного и не ждут, нельзя обмануть упования пастора, знаете ли…
Юного американца эти архаичные английские эмоции повергли в недоумение, а у Пуаро вызвали сочувственную улыбку.
Миссис Оливера исключительно из деликатности соизволила составить компанию мистеру Бланту и настояла на том, чтобы Джейн последовала ее примеру.
«…изощряют язык свой, как змея, — пел хор мальчиков пронзительным дискантом[76],— яд аспида под устами их».
А далее продолжали тенора и басы:
«Соблюди меня, Господи, от рук нечестивого. Сохрани меня от притеснителей, которые замыслили поколебать стопы мои», — с чувством выводили они.
Пуаро тоже принялся нерешительно подтягивать баритоном:
«Гордые скрыли силки для меня и петли, раскинули сеть по дороге, тенета разложили для меня».
Пуаро замер с открытым ртом.
Он вдруг все понял. Он ясно узрел тенета, в которые чуть было не угодил.
Точно в трансе, стоял он, уставясь в пространство. Молящиеся, шурша одеждой, сели на свои места, а он все стоял, пока наконец Джейн Оливера не дернула его за рукав, шепнув: «Да сядьте же!»
Эркюль Пуаро сел. Старый бородатый пастор возгласил:
— Пятнадцатая глава «Первой книги Царств»[77],— и начал читать.
Но Пуаро не слышал ничего о том, как Саул истребил амаликитян[78].
Хитроумно расставленные силки… тенета… яма, старательно вырытая у его ног… яма, куда он неминуемо должен упасть…
На Пуаро нашло озарение, чудесное озарение, когда разрозненные факты, дотоле хаотично разметанные вокруг, неожиданно укладываются на свои места.
Как в калейдоскопе: пряжка, чулки десятидюймового размера; изуродованное лицо; пристрастие к дешевым детективам юного Альфреда, служившего у покойного доктора; мистер Эмбериотис с его сомнительными делишками; роль, невольно сыгранная покойным мистером Морлеем, — все это, взметнувшись, перемешалось и затем улеглось, образовав четкую картину.
76
Дискант — верхний высокий голос детского хора; в многоголосном церковном пении — любой верхний голос.
77
В 15-й главе Первой книги Царств рассказывается о том, что по поручению Господа Саул должен был уничтожить амаликитян за беды, причиненные ими Израилю, но не выполнил этого повеления.