«Ману, милочка моя, вот и пришло время нам расстаться. Спасибо Вам, Вы полностью заплатили свои долги. Я всегда считал Вас разумной женщиной. И все-таки Вы не смогли все предусмотреть. Разве тело госпожи Жаллю было найдено? Предположим, что Клер не умерла. Поверьте, я говорю это не просто так. Не забывайте, что я единственный свидетель ее гибели. Вам стоило бы поделиться со мной Вашими замыслами. Я смог бы дать Вам полезный совет. Вы предпочли обо всем умолчать — тем хуже для Вас. Не рассчитывайте на мою сдержанность. Желаю Вам, любезная Ману, всего того счастья, которое Вы сулили мне».
Я заклеил конверт, надписал на нем номер почтового ящика и отдал письмо Ивонне. Из этой вспышки гнева я извлек некоторое умиротворение, продлившееся до самого вечера. Собирался ли я осуществить свои угрозы? Право, я и сам не знаю. Зато я был уверен, что теперь-то Ману у меня в руках. Мне больше не придется умолять эту женщину, месяцами выскальзывавшую у меня из рук, прийти ко мне: я прикажу ей явиться, и она повинуется. За обедом я постарался припомнить малейшие детали нашей связи, проверяя, насколько убедительны мои предположения. Нет, ошибиться я не мог. Мои догадки были правильными. Завтра она получит мое письмо. И тогда признает свое поражение.
Я был так доволен собой, что нашел в себе силы отправиться в Нейи. Темнело, и в спальне Ману — а вернее, в спальне Клер — горел свет. Мне требовалось доказательство измены Ману — вот оно. Ману уже обосновалась в особняке. Она чувствовала себя там, как у себя дома. А что, если я позвоню в дверь? Да нет, лучше обождать. Мне хотелось унизить ее. Она сама придет ко мне. Домой я вернулся пешком, и было уже за полночь, когда, вконец измученный, я присел на постель. Возбуждение прошло. Может, я и добился над Ману преимущества, но тем не менее она для меня потеряна. Пачка сигарет, которые я купил для нее, лежала рядом с шампанским и еще не увядшими цветами. Я только собирался ее открыть, как в дверь позвонили, и я застыл на месте. Она? Уже? Но в такую пору это могла быть только она. Я бросился к дверям.
— Ты! — вырвалось у меня.
— Вижу, ты меня не ждал, — сказала Клер.
Она вошла, поставила на диван чемодан, который я выбрал для нее там, на плотине, и синюю сумочку с тремя буквами: Т. W. А.[13] При виде цветов и бутылки у нее на лице промелькнула робкая улыбка.
— Это мне? Ох, милый!
Я закрыл глаза, когда она меня поцеловала.
— Ты уже обедала?
— Да, — сказала она. — Перед вылетом из Лондона.
— Ведь ты, помнится, собиралась мне написать?
— Решила, что лучше приеду сама. Здесь мне легче будет раздобыть новые документы.
— А тогда ты вышла из положения без проблем?
Скинув плащ, она осматривала мою квартиру.
— У тебя здесь очень славно.
Я взял бутылку с шампанским, собираясь убрать ее в холодильник.
— Удачная мысль, — заметила она. — Умираю от жажды. Сейчас я тебе помогу.
Она отыскала бокалы, поднос и даже пачку сухого печенья, о котором я совсем забыл.
— Клер, — спросил я, — почему ты приехала? Скажи мне правду.
Сбросив туфли, она уселась на диван, поджав под себя ноги. Я наполнил бокалы, и мы взглянули друг на друга.
— Разве ты не рад? — прошептала она.
— Не особенно. Ты советуешь мне быть осмотрительным, принимаешь тысячу предосторожностей, а сама тут же мчишься в Париж, где тебя всякий может узнать.
— Никто меня не видел… К тому же все разъехались на каникулы.
— Ладно. Ты, как всегда, права.
— Пьер… Послушай… А если бы я не приехала, что бы ты стал делать?
— Я здесь еще меньше недели. Дай мне время оглядеться. Такое место, как у меня, не бросают с бухты-барахты. К тому же, детка, существуют законы, хотя ты об этом, похоже, и не подозреваешь. Я должен отработать месяц…
Все это я выдумывал на ходу. Злоба и отвращение душили меня. Я сам себе был противен. Но по какому такому праву она взяла и свалилась мне на голову? По какому праву пыталась занять место Ману? Кто ей позволил рассиживаться здесь на диване, распоряжаться всем, словно… словно она мне жена? Я-то ее не любил, и мне хотелось бросить ей это в лицо. Хватит с меня лжи. Почему я не согласился смотаться во Вьетнам? К счастью, еще не поздно уехать.
— Я не собираюсь тебе навязываться, — сказала Клер.
— Не о том речь.
— Я думала, что…
— Обожди. Дай мне подумать.
В жизни мне еще не случалось попадать в более щекотливое, более ложное положение. Клер настолько захватила меня врасплох, что мне никак не удавалось придать лицу то озабоченное, но нежное выражение, которое могло бы ввести ее в заблуждение. Я был зол и вел себя как подонок. Да, она всем пожертвовала ради меня. Да, из-за меня она теперь никто. Но то, что казалось естественным там, в нечеловеческом одиночестве плотины, здесь напоминало дешевую мелодраму. Плевать мне на ее чувства! Я жду Ману, и этим все сказано!