Не желая уходить и тем самым выказывать свой страх, супруги продолжили сидеть посреди всеобщего гомона, тон которого неожиданно изменился. Один из присутствующих вдруг встал и заговорил так тихо, что уже этим привлек общее внимание. Не преждевременны ли их страхи, спросил он. В самом деле, Британия уже ничем не может помочь Румынии, но остается же Гитлер. Король недавно заявил о смене курса. Теперь он может обратиться за помощью к немцам. Когда фюрер узнает об этом ультиматуме, он принудит Сталина отозвать его.
В самом деле! Крики утихли. Люди успокоенно кивали. Те, кто паниковал больше всех, тут же преисполнились бодрости и надежды. Те, кто жаловался громче других, теперь во всеуслышание заявляли о своей уверенности в благополучном исходе. Ничего еще не потеряно. Гитлер защитит их. В кои-то веки король стал всеобщим героем. Страна давно уже страдала от его интриг, но теперь ему аплодировали. Он как нельзя вовремя заявил о верности Германии. Сомневаться не приходилось: он спасет свою страну.
Эта внезапная эйфория охватила всех столь же стремительно, как до этого паника. Супруги шли домой сквозь толпы людей, которые поздравляли друг друга так, словно только что выиграли войну. Однако на следующее утро с севера потянулись автомобили беженцев. Серые от пыли, увешанные тюками, они напоминали польские автомобили, которые прибывали в Бухарест десятью месяцами ранее.
В столицу съехались немецкие землевладельцы из Бессарабии, которые бежали, получив предупреждение от германской миссии. Они боялись не русских, но местных крестьян, которые их ненавидели. С появлением немецких помещиков всех снова охватила тревога: ведь если кто и знал что-то о намерениях Гитлера, так это они.
Окна квартиры Принглов выходили на главную площадь. Утром люди стали собираться на ней, молча глядя на королевский дворец.
Князь Якимов, англичанин русского происхождения, которого Гарриет нехотя терпела в качестве постояльца, вернулся из своего любимого заведения, Английского бара, и сообщил:
– Все полны оптимизма, дорогая моя. Уверен, что решение скоро будет найдено.
Поев, он мирно уснул.
Гай надзирал за летними экзаменами и не пришел домой обедать. Днем Гарриет то и дело выходила на балкон и видела, что толпа всё так же стоит под палящим солнцем. Сиеста была традиционным временем для занятий любовью, но сейчас никто не хотел ни сна, ни любви. Официального подтверждения ультиматума так и не поступило, но все знали, что король созвал совет. Министров в их белых мундирах было видно издалека – все видели, как они прибыли во дворец.
Прямо под балконом Гарриет стояла маленькая византийская церковь с золотыми куполами и крестами, увешанными бусинами. Ее дверь то и дело скрипела: в это нелегкое время люди шли помолиться.
Вокруг церкви стояли полуразрушенные дома, которые забросили, когда война положила конец королевским «реновациям». За ними простиралась палимая солнцем площадь, где собиралась толпа, и дворец, где сновали чиновники. За дворцовой оградой скопилось столько автомобилей, что новоприбывшие вынуждены были останавливаться снаружи.
Гарриет чувствовала, как пахнут ее нагретые солнцем волосы. Жара давила на голову, но она всё же продолжала стоять на балконе, наблюдая за тем, как по мостовой шагает крестьянин, торгующий курами. На коромысле у него висели две клетки с живыми птицами. Каждые несколько минут он поднимал голову и издавал вопль наподобие куриного. С какого-нибудь из балконов его окликал слуга, который затем спускался на улицу. Продавец и покупатель вместе осматривали кур, вытягивая им крылья и тыкая в грудки. Когда выбор был сделан, под истошное кудахтанье и хлопанье крыльев птице сворачивали шею.
Гарриет ушла в комнату. Когда она вернулась на балкон, торговец сидел на ступенях церкви. Курица была ощипана; ступени усыпаны перьями. Перед тем как отправиться дальше, он укрыл клетки мешковиной, чтобы защитить птиц от солнца.
В пять часов толпа зашевелилась: клерки возвращались в свои конторы. Через некоторое время заголосили газетчики, и все словно ожили. Гарриет поспешила вниз, чтобы узнать последние новости. Люди обступили продавцов, выхватывая у них газеты и жадно их листая. Один из мужчин долистал до последней страницы, отшвырнул газету и принялся яростно ее топтать.
Гарриет испугалась, что Бессарабию действительно сдали, но газетные заголовки гласили, что принц сдал экзамены на бакалавра с оценкой 98,9 балла из ста возможных. Король, бледный и взволнованный, вышел из зала заседаний, чтобы поздравить сына. Повсюду звучало гневное «bacalauteat», «printul», «regeul»[3], но новостей из Бессарабии не было.