Однако по этому поводу существует и другая точка зрения, достаточно древняя и находящая подтверждение в Писании; согласно ей, Бог имеет дело с людьми там, где Он их застает. Он может открыться им даже в том случае, когда находит их в языческой среде, как Авраама и Мелхиседека. Откровение Бога о Самом Себе обращено ко всем людям; и даже тот, кто живет в наше время, но духовно принадлежит к дохристианской эпохе, может обладать достаточным знанием, чтобы ответить на Божий призыв и посвятить свою жизнь Ему. Как сказал К. С. Льюис, Бог не открыл нам всех Своих замыслов и от нас не требуется разгадывать смысл тех Его суждений, которыми Он с нами не поделился. В этом вопросе мы также должны оставаться в пределах откровения [2].
Третья псевдопроблема — это вопрос о сроке возвращения Иисуса Христа. Писание не дает нам никаких оснований для вычисления этой даты, а Иисус особо подчеркивает, что нам не дано знать времена и сроки, которые Отец установил Своей властью (см. Деян 1:7). Тем не менее, некоторые «отважно» пытаются определить этот срок. Причину таких попыток я вижу в естественном любопытстве, соединенном с поверхностным чтением пророческих предсказаний. Впрочем, какова бы ни была причина, не следует связывать достоверность Евангелия с рискованными суждениями, не имеющими никаких оснований. Один лишь ХХ век знает множество ошибочных предсказаний, в которых древние пророчества привязывались к современным событиям на основании поверхностных аналогий; результатом был лишь подрыв веры в Евангелие [3]. Едва ли можно найти извинение для тех, кто занимается прогнозами такого рода.
Библия часто проявляет большую сдержанность при освещении вопросов, о которых нам хотелось бы знать побольше. Любопытство нередко склоняет нас к попыткам «исправить дело», но мы не должны поддаваться этому искушению. Бог знает, что делает. Мы должны оставить то, что Ему было угодно сокрыть от нас, на Его усмотрение. Поддаваясь любопытству, мы только запутываем дело и к тому же отвлекаем себя и других от настоящих проблем, достойных внимания. По своему опыту я знаю, что значительная часть проблем, заставляющих людей тревожиться, — это псевдопроблемы; они не должны становиться препятствием на пути к вере.
Маркс, Фрейд и феминизм
Существует другая категория трудностей, которые также не следовало бы воспринимать как проблемы веры. Тем не менее это достаточно серьезные трудности, представляющие немало проблем для верующих. Речь идет об учениях, открыто противостоящих религии вообще и христианству в особенности, хотя на самом деле они ни в малейшей мере не опровергают само Евангелие и их нападки бьют мимо цели. В той мере, в какой эта критика вообще имеет отношение к существу дела, она должна побудить нас очистить свое понимание веры от заблуждений, вернувшись к подлинно библейским воззрениям.
В частности, это относится к антирелигиозным выпадам Карла Маркса. Он утверждал, что религия — это опиум народа (имея в виду, что вера отвлекает людей от борьбы за свои интересы) и что религия оправдывает несправедливое общественное устройство. Но он также признавал, что современная ему церковь сильно отличается от библейского идеала; Библия же настаивает на справедливости для всех, и в особенности для бедных. Поэтому мы можем увидеть в критике Маркса указание на свои реальные недостатки, воспринять их как призыв вернуться к собственным корням, к учению пророков и апостолов и очнуться от столбняка, закоснев в котором мы превращаемся в подпорки для несправедливого социального порядка. Критика Маркса, по существу, относится не к Благой Вести, а к церкви, забывшей о своем истинном предназначении.
В России марксизм оказался бичом Божьего гнева для церкви, которая стала официозной и приняла «правила игры» мира сего. Сегодня христианство на всей территории бывшего Советского Союза — это совершенно иная сила, не похожая на дореволюционную церковь. Картину этого преображения живо нарисовал Александр Солженицын.
Маркс, таким образом, создал трудности для религии буржуазного общества, но не для Евангелия Иисуса Христа. Не принимая его экономического учения, которое на практике показало свою несостоятельность, я не пытаюсь упрекать его, но, напротив, благодарен ему за справедливую критику.
Нечто подобное можно сказать и о нападках на религию со стороны Зигмунда Фрейда. Он рассматривал веру в Бога как инфантильную проекцию стремления к безопасности. Религия, как он полагал, есть создание иллюзорной реальности, отражающей наши желания. Примеры, которые он использовал, были, пожалуй, наихудшими их возможных. Он не принимал всерьез Исайю или Амоса, Иисуса или Петра, Блеза Паскаля или Карла Барта. Он обвинял титанов духа, постоянно стремившихся честно и критически анализировать собственные воззрения, в разнообразных заблуждениях — вывод, с которым трудно согласиться. Фрейд изобразил все мировые религии в карикатурно искаженном виде; в особенности это относится к христианству, которое он даже не попытался понять.
Многое из того, что он сказал о невротической религиозности, конечно, верно и заслуживает внимания. Однако нигде в его сочинениях нет ни малейшего намека на попытку рассмотреть религию в ее лучших проявлениях; Фрейд не дал себе труда задуматься над тем, что означает вера для людей честных и не менее умных, чем он сам. Его критика Евангелия бьет мимо цели, свидетельствуя о том, что он, по существу, не понял его.
Евангелие и в самом деле удовлетворяет насущнейшие потребности человека. Но оно не просто приобретение, которым можно воспользоваться. Его принятие накладывает громадную ответственность. Жизнь была бы намного проще, если бы не существовало высоких моральных требований, предъявляемых Иисусом. Тот, кто характеризует веру в Христа как проекцию желаний, просто не знает того, о чем говорит. Паскаль очень хорошо охарактеризовал подобную критику: «Пусть они хотя бы узнают, что представляет собой религия, на которую они нападают, прежде чем нападать на нее» [4].
Все же, вопреки своим собственным намерениям, Фрейд оказал вере ценную услугу. Его критика дала возможность обнаружить такие проявления религиозности, которые и в самом деле невротичны и инфантильны. Нападки Фрейда сослужили добрую службу христианству, отсекая критическим скальпелем больные ткани, наросшие на теле подлинной веры. Фрейд не дает нам повода отвергать веру, но помогает увидеть ее подлинные основания, понять, почему можно и нужно верить Благой Вести.
Третий пример критики, которая в действительности оказывается скрытым благословением христианству, — это критика, раздающаяся из рядов движения феминисток. Женщины обычно были лучшими друзьями церкви; сейчас, однако, можно услышать обвинение, что церковь никогда не была лучшим другом женщин, что она дискриминировала женщин, отказываясь признать их полноценными личностями, не признавая ценности их даров и призваний; церковь обвиняют в том, что мужской шовинизм отразился даже в церковном языке.
В этом случае обвинение выдвигается против исторической практики церквей, но опять-таки не против Евангелия, на котором эти церкви, по их утверждению, основаны. Поэтому это обвинение равносильно призыву к реформам, к возвращению к истокам веры. Само Евангелие содержит могучий призыв к освобождению женщин. Оно гарантирует им эмансипацию от мужского господства, сложившегося в церковной практике. Именно Евангелие, а не мирской гуманизм создает подлинную основу для защиты достоинства женщин, а равно для защиты достоинства любой личности, независимо от принадлежности к какой-либо группе. «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28).
2. Дополнительные сведения по этому вопросу можно найти в книге Дж. Андерсона
3. См. Дуайт Вильсон,
4. Цит. по кн. Элтона Трублада