Точка зрения, что Тиберий уже был принцепсом к моменту заседания 17 сентября 14 г., встречается в современной исторической литературе.[254] Подобное предположение высказал, в частности, Ф. Б. Марш,[255] и если всё обстояло именно так, как считает английский исследователь, результатом должно было явиться создание прецедента, исключающего вопросы престолонаследия из ведения сената. В свою очередь данное обстоятельство могло ускорить развитие системы принципата в сторону абсолютной монархии. Однако из сообщения Тацита следует, что акт принятия власти имел место именно на заседании сената (Tac. Ann., I, 8, 11–13). Тиберий решил в подражание своему предшественнику основать свой принципат на идее сенатского режима: он обратился к patres за утверждением своих полномочий, и с этих пор сенат становится учреждением, которое вручает власть императору при его восшествии на престол и разные почетные титулы в течение всего правления.[256]
Какими же соображениями руководствовался Тиберий, принимая столь важное и чреватое далеко идущими последствиями решение? Светоний называет основным мотивом страх императора за свою безопасность и естественное на первых порах чувство неуверенности, Корнелий Тацит — стремление выяснить настроение знати, а Дион Кассий полагает, что причину следует искать в особенностях характера Тиберия (Tac. Ann., I, 7; Suet. Tib., 25; Dio, LVII, 3). Так ли это, и действительно ли Тиберий уже располагал всем необходимым, чтобы заменить своего предшественника?
Проконсульский империй, обеспечивший Августу верховное военное командование, и трибунская власть, благодаря своей огромной запретительной силе делавшая принцепса реальным руководителем гражданской жизни Рима, не были единственной основой его власти. Рядом с ними стояло морально-политическое влияние личности правителя — auctoritas principis. Учёные, занимающиеся проблемой принципата (А. фон Премерштейн, Р. Сайм, Н. А. Машкин, Л. Викерт, А. Б. Егоров), хотя между ними и существуют разногласия относительно характера императорской auctoritas, считают её важным моментом в системе Августа, дополняющим и усиливающим все другие полномочия принцепса.[257] Соотношение правовых и внеправовых основ власти Августа представляет сложную проблему, тем более что некоторые исследователи (Р. Гейнце, М. Грант) выдвигают auctoritas на первый план.[258] В самом деле, в политической карьере наследника Цезаря были моменты, когда именно auctoritas и роль национального лидера составляли основу его политического положения. Так было в 33–32 гг., когда истёк срок триумвирских полномочий Октавтана, и он не занимал никакой официальной должности. Позднее и Марк Агриппа, и Тиберий выступали в качестве соправителей Августа и располагали трибунской властью и империем, которые были аналогичны соответствующим полномочиям Августа. Всё различие в их статусе заключалось в auctoritas, и Август понимал этот вопрос именно так (R. G., 34, 3).
В не меньшей степени, чем на военном империи, трибунской власти и других конституционных полномочиях, принципат при Августе держался на его громадном личном морально-политическом влиянии (auctoritas Augusti), которое сам Август рассматривал как основу своего политического положения. Этой auctoritas, авторитета принцепса Тиберий не имел и не мог иметь, поскольку auctoritas — власть личная, присущая тому или иному лицу в силу его заслуг, личных качеств и политического положения.[259] Передать её по наследству нельзя; авторитет можно (а в случае Тиберия — нужно) завоевать, и новый император решил, что легче всего это будет сделать, неукоснительно соблюдая традиции, сложившиеся за годы долгого правления его предшественника.
С этой точки зрения, Тиберий, чтобы стать принцепсом, нуждался в санкции сената, так как уже при Августе последний выступает в качестве источника полномочий императора. Важнейшие государственно-правовые акты 27 и 23 гг. до н. э., оформившие принципат Августа, имели место именно на заседаниях сената. 13 января 27 г. до н. э. Октавиан торжественно объявил в сенате о сложении своих чрезвычайных полномочий[260], получив взамен из рук сенаторов империй над рядом провинций (Тарраконская Испания, Лугдунская Галлия, Бельгика, Сирия и Египет) сроком на 10 лет (R. G., 34, 1; Dio., LIII, 3-11; Tac. Ann., III, 28). Три дня спустя благодарные сенаторы преподнесли ему золотой щит за его мужество, милосердие, справедливость и благочестие (R. G., 34, 2).
255
Marsh F. B. The reign of Tiberius. Oxford, 1931. P. 45. — Другую точку зрения см.: Hammond M. The Augustan Principate in theory and practice during the Julio-Claudian period. Cambridge Mass., 1933. P. 384–385;
Beranger J. Recherches sur l' aspect ideologique du principat // Schweizarische beitrage zur Altertumswissenschaft. Hf. VI. Basel, 1953. S. 152, 159, 218f;
Timpe D. Untersuchungen zur Kontinuitat des fruhen Prinzipats. Wiesbaden, 1962. S. 37.
256
Нетушил И. В. Очерк римских государственных древностей. С. 27–29;
Millar F. The Roman empire and its neighbours. London, 1966. P. 21–22.
257
Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen des Prinzipats. Munchen, 1937. S. 186–187, 194–195;
Syme R. The Roman revolution. Oxford, 1939. P. 322, 330, 346;
Машкин Н. А. Принципат Августа. М-Л., 1949. С. 400–401;
Wickert L.
1) Princeps (civitatis) // RE. Bd. XXII. Stuttgart, 1954. Sp. 2287–2290;
2) Neue Forschungen zur romische Prinzipatus // ANRW. Bd. II. T. 1. New-York, Berlin, 1974. S. 74;
Егоров А. Б.
1) Рим на грани эпох. Л., 1985. С. 99–100;
2) Становление и развитие системы принципата. Дисс… д-ра ист. наук. СПб., 1991. С. 263–265.
258
Heinze R. Auctoritas // Hermes. Bd. LX, 1926. S. 348–349;
Grant M. From imperium to auctoritas. Cambridge, 1946. P. 443–445ff.