В отношении Сеяна была осуществлена обычная в таких случаях процедура damnatio memoriae: имя префекта вычеркнули из консульских фаст (Fasti Ostiens. Inscr., XIII, 187), его статуи были разрушены (Juv. Sat., X, 58–68). На части бронзовых монет, выпущенных некоторыми провинциальными общинами в честь консулов 31 г. (Cohen, I, p. 198, no. 97; Eckhel, VI, 196; Rushforth, p. 69, no. 52), имя Сеяна стёрто: внезапная казнь императорского любимца вызвала столь сильный резонанс во всей империи, что даже жители самых отдалённых её уголков поспешили уничтожить любую память о нём.[437] День 18 октября объявили общественным праздником: по всей империи возносились благодарственные молитвы богам за спасение Августа (salus Augusti) и вырезались надписи в честь императорской providentia, избавившей государство от грозного врага (CIL., XI, 4170, 9f; ILS., 157, 158).[438]
Таким образом, главные действующие лица драматических событий 31 года, Сеян и Тиберий, оба оказываются одновременно заговорщиками и жертвами заговора: заговору Сеяна противостоял контр-заговор Тиберия. Подобной точки зрения, вероятно, придерживался и Тацит, писавший, что Тиберий одолел Сеяна его же оружием (Tac. Ann., IV, 1).[439]
Подводя итог, можно сказать, что драматические события 31 года имели под собой династическую подоплеку и могут рассматриваться как борьба императора за сохранение власти в роду Юлиев-Клавдиев.[440] Важно отметить, что казнь фактического создателя репрессивной системы не только не внесла каких-либо изменений в проводимый политический курс, как можно было бы ожидать, но сыграла в процессе ужесточения императорского режима роль катализатора (Suet. Tib., 61).
2. Террор 31–37 гг
Конец принципата Тиберия
Падение Сеяна, с именем которого историки связывают развитие авторитарных, деспотических тенденций в правление Тиберия (ibidem),[441] вызвало в Риме волну террора, обрушившуюся на головы тех, кто, как казалось императору, мог быть сообщником казненного префекта. В страхе упустить реальных заговорщиков принцепс жестоко карал по малейшему подозрению; обвиняемые, пытаясь смягчить свою участь, запутывали в дело других, и террор приобрел широкий размах, оставив далеко позади репрессии против семьи Германика.[442]
Для 31 г. Тацит сообщает только о четырех процессах, что объясняется утратой большей части текста. Были казнены дети Сеяна (24 и 26 октября) (CIL., XIV, 4533, 15ff), его родственник Элий Галл, казнена или принуждена к самоубийству Ливилла. В начале следующего года сенат принял суровые постановления против её памяти: damnatio memoriae, разрушение статуй и т. д. (Tac. Ann., VI, 2). Увидев на Лестнице Рыданий тела детей, покончила с собой Апиката. Вскрыл себе вены Публий Вителлий, в прошлом — легат в войске Германика, дядя будущего императора Вителлия, обвиненный доносчиками в том, что, заведуя казначейством, он предоставил в распоряжение Сеяна государственные средства для подготовки переворота. Помпонию Секунду, в садах которого некоторое время скрывался Элий Галл, каким-то чудом удалось избежать наказания. Следствие по делу о заговоре шло полным ходом, и римляне с достойным лучшего применения рвением разоблачали всё новых и новых сообщников казнённого префекта. Пример им подали консулы Трион и Регул, в конце того же года обвинившие друг друга в причастности к заговору Сеяна (Tac. Ann., V, 6–9, 11; Dio, LVIII, 11).
В 32 г. за оскорбление величия был привлечен к суду известный оратор, друг Овидия (Ovid. Epist., IV, 11) и Сенеки Старшего, Луций Юний Галлион, а также Секстий Пакониан, клиент Сеяна, благодаря высокому покровительству достигший преторской должности. Пакониан сам был известным делятором, и потому прекрасно понимал, каким способом легче всего избежать наказания или, по крайней мере, добиться его существенного смягчения. Находясь уже под следствием, он обвинил в свою очередь Лукания Лациара, стяжавшего себе печальную известность доносом на Тития Сабина (Tac. Ann., IV, 68–70). Ещё один друг Овидия (Ovid. Epist., I, 7; II, 2), знаменитый делятор и выдающийся судебный оратор, консул 20 г. (Tac. Ann., III, 2) Марк Аврелий Котта Мессалин, обвиненный в распространении порочащих Гая Цезаря слухов, был спасен от суда вмешательством принцепса (ibidem, VI, 3–5).
437
Rushforth G. McN. Latin historical inscriptions illustrating the history of Early Empire. London, 1930 (2nd edition). P. 69–70.
438
"SALVTI·PERPETVAE·AVGVSTAE / LIBERTATIQVE·PVBLICAE / POPVLI·ROMANI" "GENIO·MUNICIPIO·ANNO·POST / INTERAMNAM·CONDITAM / DCCIIII·AD·CN· DOMITIVM / AGENOBARBVM M. Furium / Camillum Scribonianum COS" "PROVIDENTIAE·TI·CAESARIS·AVGVSTI / NATI·AD·AETERNITATEM / ROMANI· NOMINIS·SUBLATO·HOSTE / PERNICIOSSIMO·P·R / FAVSTVS·TITIVS LIBERALIS·VI·VIR / AVG·ITER / P(ecunia) S(ua) F(aciendam) C(uravit)". — Не может быть никакого сомнения в том, что под
439
Возможные интерпретации фразы Тацита "isdem artibus victus est" см.: Wiessen D. Isdem artibus victus est. Tacitus Annales, IV, 1, 3 // Mnemosyne. Ser. IV. Vol. XXIII, 1970. P. 402–407.
441
Charlesworth M. P. Tiberius // САН. Vol. X, 1934. P. 628–631;
Kornemann E. Tiberuus. Stuttgart, 1960. S. 223–227.
442
Гримм Э. Д. Исследования по истории развития римской императорской власти. Т. I. СПб., 1900. С. 319–320.