Ситуация на востоке требована скорейшего прибытия лица, способного заменить принцепса.[516] Естественной кандидатурой был Германик,[517] к тому времени вернувшийся Рим, где 26 мая он справил триумф над Германией и был избран консулом на следующий год (Vell., II, 129; Tac. Ann., II, 41–42; Suet. Calig., 1). События в Германии показали, что подходы к решению актуальных внешнеполитических задач у Германика и Тиберия не совпадали: наследник престола выступал за проведение более активного внешнеполитического курса.[518] Поэтому Тиберий постарался ограничить свободу действий Германика, назначив легатом Сирии вместо его свойственника Кретика Силана[519] консуляра Гннея Кальпурия Пизона, жена которого Планцина была близкой подругой Августы (Tac. Ann., II, 43).
Трудно было сделать более неудачный выбор: Пизон, человек гордый, неукротимого нрава и не способный повиноваться, ставился в подчинение юноше, в его глазах — почти мальчишке. И если принцепс решился на этот шаг, значит, он сознательно провоцировал конфликт между Германиком и его заместителем.
Германик получил imperium majus над провинциями и в 18 г. отбыл на Восток, где его легат Квинт Вераний аннексировал Каппадокию, а Квинт Сервей — Коммагену. в новых провинциях были несколько снижены налоги. Уже первая встреча Германика с Пизоном дала ему возможность почувствовать глубокую личную неприязнь последнего к нему, которую Пизон даже не попытался скрыть. Однако молодой Цезарь сделал вид, что ничего подобного не замечает. Дальнейшие события показали полную невозможность взаимопонимания между ними (Tac. Ann., II, 43, 53–57).
Германик поставил над армянами Зенона, сына Полемона Понтийского, и провел переговоры с послами Артабана. Царь согласился признать новую границу империи и преобладающие влияние римлян в Армении, при условии, что римляне не будут поддерживать Вонона и удалят его из Сирии, откуда он подстрекал к мятежу своих сторонников в Парфии.[520] Урегулировав таким образом отношения с парфянами, Германик в следующем 19 г. отправился в Египет, оставив Сирию на попечение Пизона. Вернувшись оттуда, он обнаружил, что Пизон, и прежде отказывавшийся выполнять его приказания, отменил или изменил все сделанные им распоряжения. По требованию Германика Пизон должен был покинуть Сирию, но отложил свой отъезд, когда стало известно, что приёмный сын императора опасно болен. Разогнав процессию антиохийцев, молившихся о выздоровлении Германика, Пизон подал повод для подозрений, что он и Планцина отравили Германика, возможно по приказу принцепса (Joseph. AJ., XVIII, 2, 5; Tac. Ann., II, 59–61, 69; Dio, LVII, 18; Suet. Calig., 1–2).
Германик и Тиберий каждый по-своему продолжали курс Августа во внешней политике: первый из них был связан с традицией периода активных завоеваний до начала паннонского и германского восстаний и поражения Квинтилия Вара, а второй унаследовал политику последних лет принципата Августа, когда угасание наступательного порыва империи обозначилось со всей очевидностью. Их подходы к разрешению внешнеполитических проблем отличались оценкой аннексионистских возможностей римского государства, причём более объективно оценивал их, по всей видимости, Тиберий: после войн Августа передышка была нужна Риму как воздух. Однако завоевательный потенциал не был ещё до конца исчерпан: попытки возобновить римское наступление на варварский мир предпринимались Клавдием и его полководцами Светонием Паулином, Авлом Плавтием и Осторием Скапулой, британским наместником Домициана Юлием Агриколой и, наконец, Траяном — последним императором-завоевателем в римской истории.
Римско-парфянское урегулирование 18 г. обеспечило спокойствие на восточных границах империи в течение 15 лет, пока в 34 г. мир не был вновь нарушен. После смерти Зенона, под именем Артаксия возведенного Германиком на армянский престол, Артабан поставил царем над Арменией своего сына Аршака, а также потребовал пересмотра римско-парфянских границ и возвращения казны Вонона (Tac. Ann., VI, 31).
Очевидно, до парфянского царя доходили известия о том, что происходило в Риме в начале 30-ых годов, о раскрытии заговора Сеяна и последовавших затем массовых казнях. Полагая, что Тиберий, всецело поглощённый этими делами у себя в столице, скорее всего не сможет адекватно ответить на его агрессивные выпады, Артабан совершил набег на Каппадокию (Dio, LVIII, 26).
517
Smith Ch. E. Tiberius and the Roman Empire. P. 81–82. — Стоит учесть также точку зрения Тацита, увидевшего в этом назначении желание принцепса разлучить Германика с преданными ему воинами (Tac. Ann., II, 5).