А у ворот шахты углекопы «в мрачном раздумье смотрели на мертвую Трубу», выброшенную на талый снег.
Но это все будет позднее. А сейчас, после спуска, Трубу, оцепеневшую от страха, «подняли на ноги ударом бича» и увели.
Не сравнения и ассоциации, которыми пользуется Золя в «Жерминале», принижают людей. Условия их труда, их жизни далеки от человеческих. В «гигантском муравейнике» продолжалась работа. Углекопы, вытянувшись на боку между пластами угля, уже перестали замечать стекавшую воду, от которой распухали руки и ноги; ощущать судороги от мучительного положения тела, от душного мрака, «где они чахли подобно растениям в подземелье». Воздух становился все ядовитее от рудничного газа, копоти лампочек, человеческих испарений, «а они в своей кротовой норе, под тяжестью земли… все долбили, долбили…».
Вынесенные в экспозицию сцены рисуют обычный день на шахте. Драматизм повседневной жизни героев «Жерминаля», столь глубоко понятый и так ярко раскрытый в романе, Эмиль Золя истолковал как проявление закономерностей, присущих капиталистическому обществу, и подошел к вопросу о причинах трагической судьбы рабочего.
«…Это был для меня новый мир, пришлось познакомиться с техникой, просмотреть множество специальных трудов, задавать вопросы целому ряду инженеров»[175], — писал Золя в статье «Права романиста» о создании «Жерминаля». Масштабы подготовительных работ, богатство и разнообразие материалов к данному роману — огромны: с чувством глубокой ответственности подходил автор к созданию произведения, выдвигающего «вопрос, который станет актуальным в XX веке».
Роман, проблемы которого станут важнейшими в следующем столетии, требовал от писателя точного выбора места и среды, где будет развиваться действие. Изучая документы о рабочем движении своего времени, Золя убедился, что угольные районы Франции представляют источник наибольшего беспокойства для эксплуататорских классов: конфликты, стачки, волнения чаще всего наблюдались именно там. Шахтеры были одной из революционно-активных групп рабочего класса.
К теме «борьбы труда и капитала» Золя подошел вооруженный разносторонними знаниями, которые позволили ему увидеть многие существенные моменты исторического процесса второй половины XIX века, раскрыть экономические причины социальной борьбы. В рабочих материалах писателя находятся записи об угольных кризисах и забастовках в Рнкамари, Обене, Крезо, Фуршамбо, Монсу… сведения о которых были почерпнуты из прессы (из газет «Кри дю Пепль», «Энтрансижан», «Эко дю Нор») и дополнены книгами Гюйо — «Промышленные кризисы», Симонена — «Подземный мир», Симона — «Работница», де Лавеле — «Современный социализм» и многими другими. Заметки о рабочем вопросе, Интернационале, Жюле Геде свидетельствуют об искреннем желании Эмиля Золя проникнуть в суть изучаемой проблемы[176]. Его интересовали технические вопросы, о чем дают представление заметки о беседах с главным инженером шахт, словарик технических терминов и шахтерских инструментов. Много записей относится к быту шахтеров: в них речь идет о профессиональных болезнях углекопов, об устройстве их домов и планировке шахтерских поселков.
Все эти данные, часто имеющие документальный характер, были перенесены в роман не непосредственно, но будучи пропущены через творческое воображение автора. В статье «Права романиста» Золя говорил об обязанностях писателя: «…состоят они в том, чтобы, используя все сведения, почерпнутые везде, где я мог их найти, воссоздавать живую жизнь»[177].
Действие романа отнесено к концу 60-х годов, когда стачечное движение охватило многие угольные районы Франции и достигло высокого подъема. Бастовали горняки Луарского каменноугольного бассейна, Анзенских копей, углекопы департаментов Гар и Тарн. Некоторые длительные стачки, например летом 1869 года в Кантенском руднике района Сент-Этьен, были подавлены правительственными войсками, сопровождались арестами и привлечением многих забастовщиков к суду. В письме к Ф. Маньяру — журналисту, сотруднику «Фигаро», Золя говорил, что изобразил в «Жерминале» «в обобщенном виде кровавые события, омрачившие последние годы Империи, в частности, стачки, случившиеся около 1869 года в Обене и Ла-Рикамари. Чтобы убедиться, достаточно перелистать газеты той поры»[178].
Но забастовка в Анзене, начавшаяся в феврале 1884 года и продолжавшаяся два месяца, несомненно оказала сильное влияние на работу Золя, который именно в это время занимался собиранием материалов для «Жерминаля». Писатель сопровождал депутата Жиара в поездке по этому району, близко и детально знакомился с условиями подземной работы, конкретизировал свои представления об избранной теме, полученные из книжных и газетных источников. Роман, который, как сказано в «Наброске» к нему, должен был показать «состояние войны между классами», обогащенный последними наблюдениями, насыщенный животрепещущими фактами, прозвучал как отклик на рабочее движение 80-х годов[179]. Современность, злободневность «Жерминаля» оценил журнал «Вестник Европы» — в статье публициста В. Андреевича сказано: «Один роман Золя может сделать больше, чем сделают тысячи статей, исследований и памфлетов. Всякий поймет, прочитав его, ясно и отчетливо самое важное зло того общества, в котором ему приходится жить… Золя — человек большого ума и огромного художественного таланта, и он написал книгу, которую, конечно, можно назвать одной из самых важных книг конца этого века…»[180].
176
В обширной статье Н. Русанова, посвященной воспоминаниям о Поле и Лауре Лафарг, приведены слова Лафарга о том, что Эмиль Золя «приезжал расспрашивать» Жюля Геда о жизни «рабочего на копях». См. Н. Русанов. Поль и Лаура Лафарг (Из моих воспоминаний). «Русское богатство», 1911, № 12, стр. 200.
179
На это обратила внимание и критика. В цитированном письме Э. Золя Ф. Маньяру от 4 апреля 1885 года автор упоминает статью Анри Дюамеля, в которой говорится, «будто „Жерминаль“ описывает на самом деле не прошлое, а настоящее, будто изображенная мною стачка — это стачка, разразившаяся в прошлом году в Анзене»