Он дождался тишины.
— Вы должны быть самым глупым экипажем судна, которой кто-либо имел несчастье командовать, — сказал он резко.
Улыбки исчезли. Каждый человек выглядел удрученным, как нашкодивший школьник.
— Я попытался убить вас в деле с «Сабиной» и потерпел неудачу. Я думал, что получу второй шанс с этими двумя фрегатами, но они оказались британцами. Я мог не беспокоиться в третий раз, когда мы встретили испанский флот. И теперь вы настолько тупы, что приветствуете меня, когда я возвращаюсь снова.
После этого матросы разразились оглушительным смехом, сломав ряды, сгрудились вокруг него, и кто-то выкрикнул: «Попробуйте еще раз, сэр!»
— Я попробую! Но на сей раз — и я не шучу — теперь нам, вероятно, придется играть в кошки-мышки с «Сантиссима Тринидад». — Он сделал паузу, чтобы они усвоили эту мысль. — На случай, если вы забыли, у него 130 пушек. Как только мы разберемся с ним, останется шесть 112-пушечных и два 80-пушечных. Потом, если жизнь еще будет теплиться в вас, вы прикончите еще восемнадцать 74-пушечных. Но не думайте, что тогда наступит время пить грог, потому что останется еще несколько дюжин фрегатов в запасе, которые придется привести в Гибралтар или Тахо!
Если бы он думал, что этот список произведет отрезвляющий эффект, он ошибался: матросы снова начали восторженно кричать, и краем глаза он заметил, как Саутвик потирает руки на уже знакомый манер. Если бы у экипажа каждого испанского судна была хотя бы половина их духа, подумал он, большой флот Кордовы был бы непобедим. Пока матросы радостно кричали, Рэймидж представлял себе, как флот Кордовы выходит из Кадиса и присоединяется к французскому флоту в Бресте, дабы предпринять вторжение в Англию. Французские войска идут через Корнуолл, грабят и сжигают Св. Кью Холл и, вероятно, отрубают голову его отцу за то, что был графом и адмиралом. Матросы затихли, и он понял, что его мысли отразились на его лице. Ну, несмотря на необходимость хранить тайну на берегу, нет никакого вреда, если он сообщит им, что происходит, так как все они будут в море через пятнадцать минут.
— Теперь слушайте внимательно. Я рассказал вам, что представляет из себя испанский флот, а Джексон и другие, вероятно, описали, на что это было похоже на якоре в Картахене. Но Джексон и некоторые другие не знают, что весь этот флот получил приказ отплыть позавчера. У испанского адмирала есть приказ следовать в Кадис, так что в любую минуту вы можете увидеть, как они проходят мимо мыса Европа и дальше через Кишку[10].
Он указал на серые холмы Африки менее чем в дюжине миль через Пролив.
— Если они пройдут туда прежде, чем мы сможем выйти и найти сэра Джона и предупредить его, тогда только испанцы и французы знают, какие будут последствия. Если испанский флот такого размера погрузит войска в Кадисе и поплывет на север, чтобы прорвать блокаду Бреста и позволить французскому флоту присоединяться к ним, то мало что помешает им вторгнуться в Англию: у них будет более пятидесяти линейных кораблей. Чтобы остановить двадцать семь линейных кораблей Кордовы, идущих в Кадис, у сэра Джона есть только одиннадцать, насколько мы знаем. Так вот, матросы: наша работа состоит в том, чтобы предупредить сэра Джона, но так как мы даже не знаем, где он, нам нельзя ни секунды потратить впустую… Мистер Саутвик! Мы отходим немедленно!
С этим он спрыгнул с карронады, чувствуя себя драматическим актером, который только что произнес речь Генриха V накануне Дня Св. Криспина — хотя опустил начало:
Когда он шел к трапу, матросы все еще приветствовали его, а он с горечью вспоминал более ранний отрывок из той же пьесы:
Его слава такова, что за нее дадут лишь очень маленькую кружку очень плохого эля.
Рэймидж отстегнул шпагу в крошечной каюте и, когда Джексон положил большой кожаный мешок, развязал его и переложил книги и документы из него в ящик стола. Ключ был все еще в замке ящика — и только небольшая коробка со свинцовой подкладкой, обычно стоявшая под столом и теперь погребенная на глубине приблизительно в тысячу морских саженей, отсутствовала. Он должен поручить сделать новую.
Он сел, чувствуя себя утомленным. Это не была только физическая усталость: его мозг устал. Он мечтал о неделе отдыха — отдыха от необходимости принимать решения, от необходимости постоянно понукать себя, от постоянного страха, что минута слабости позволит врагу — будь то испанцы или погода — продвинуться вперед. Заснуть без страха, что тебя разбудят только для того, чтобы ты оказался перед лицом еще одной чрезвычайной ситуации.