— Поссорились все-таки? — спросила она.
— Надо же выяснить, — сказал ее брат.
— Мы даже ни разу один другого не ударили, — сказал я.
— Явился сюда хаять и укорять других. Сидел бы лучше у себя в Хельсинки, — рассердилась Анники.
— Ну, это чертовски несправедливо, — сказал ее брат.
— Суешь свой нос всюду, куда и не просят, — упрекала его Анники, она чуть не плакала.
Я отложил журнал и сунул ноги поглубже под стол. Думал о том, что хорошо бы поскорей уйти, но я не знал, как бы получше это сделать.
— Ведь я только хотел узнать, что будет дальше, может, свадьба? — сказал брат.
— Когда дойдет до моей свадьбы, уж я найду как-нибудь возможность сообщить, можешь не беспокоиться, — сказала Анники.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал брат.
— И давать мне советы уже не требуется, я взрослая. Накинулся на Ильмари, едва он успел войти в дверь, — выговаривала ему Анники.
— Ну стоит ли из-за этого так скандалить, — сказал брат Анники.
— Верно, не стоило бы. И лучше, если ты помиришься с ним сейчас же, а не через пятнадцать дней, — посоветовала Анники.
— По мне, так, конечно, помиримся, если мы вообще ссорились, — сказал ее брат.
— И пожмите друг другу руки, — велела Анники.
— В самом деле, что ли?
— В самом деле, — сказала Анники.
Она взяла каждого из нас за руку, соединила наши ладони и затем, как говорится, разбила их. Меня подмывало рассмеяться. Анники отпустила наши руки, велела дружить, поднялась и пошла в переднюю к зеркалу, причесаться. Я глядел через раскрытую дверь и видел в зеркале ее отражение, как она причесывалась и как проверила свои глаза, оттянув нижние веки вниз. Заметив, что я за ней наблюдаю, она подмигнула мне в зеркале, затем вернулась в комнату и села на диван.
— А все-таки ты мог бы кое-что о себе рассказать, — обратился ко мне брат Анники.
— Но ты же ни о чем не спрашивал, — сказала Анники.
— Так ведь некогда было.
— Конечно, надо же было сперва полаяться. Но об этом больше не будем, — предупредила Анники.
— Кто все-таки будет отвечать, ты или он? — спросил брат.
— Все равно кто, — сказали.
— Он деревенщина и ест сено, — сообщила Анники.
— И впрямь, что ли?
— Почти, — сказал я.
Он расспрашивал, что я делаю и где работаю, Анники утверждала, что уже рассказывала ему все это. Рассказывала, в какой типографии я работаю, и как долго, и что там делаю.
— У вас там, в типографии, все буржуи, — сказал ее брат.
— Откуда тебе знать, каков я?
— Да уж знаю, — утверждал он.
— Рабочие у нас в большинстве социал-демократы и коммунисты. Коалиционщиков[5] совсем мало, — сказал я.
— Не начинайте опять, — вмешалась Анники.
— Нет, нет, — успокоил ее брат.
— Ну и не начинай.
— Он ведь сам начинает.
— Он прошел конфирмацию, и прививки ему тоже сделаны, — опять сообщила Анники.
— У тебя я ничего не спрашиваю, — остановил ее брат.
— Но я отвечаю, если он сам не может, — сказала Анники.
— Всегда будь на моей стороне, Анники, — сказал я.
— Рост — метр восемьдесят, вес семьдесят восемь килограммов, без одежды, — продолжала Анники.
— Она тебя тайком обмерила и взвесила, — сказал ее брат.
— И раздела догола, — добавил я.
— Еще чего? — спросила Анники.
— Пожалуй, этого уже достаточно, — сказал ее брат.
Немножко посидели молча. Я закурил сигарету. Маленькая комната быстро наполнилась дымом. Анники поднялась и, открыв окно, стала смотреть на улицу.
— Уже почти двенадцать, — сказала она.
— Я, стало быть, пойду, — сказал я.
— Да я не к тому.
— Я уйду сейчас же, — объявил я.
— Да он прямо-таки неукротимый, — заметил ее брат.
— Кто здесь неукротимый? — спросил я.
Анники вернулась от окна и села на жесткий стул возле дивана. Я затянулся в последний раз и сунул окурок в стоящую перед братом Анники пепельницу. Окурок продолжал там дымиться.
— Парень из деревни. Если бы он еще оказался единственным сыном владельцев большого хутора, все было бы в ажуре, — сказал ее брат.
— А если я предпоследний сын хозяев маленького хутора, тогда как? — спросил я.
— И этого достаточно! Хотя мелкие землевладельцы в этой стране вымирающий вид животных, — сказал он.
— Может быть, и так. Только земли-то у нас совсем нет.
— Им было бы проще простого объединить свои пожитки и клочки земли, механизировать деревню и начать рентабельное производство. Это все ясно, и писалось, и говорилось им тысячу раз, ан — нет! Словно человеку еще что требуется, хотя единственное, чего не хватает, так это разума, — сказал ее брат.
5
Речь идет о членах Национальной коалиционной партии, выражающей интересы крупного промышленного и финансового капитала, высшего офицерства, чиновничества и духовенства.