Выбрать главу

Прохожу мимо храма «Собравшихся благовоний»

Не знаю, где стоит в горах Сянцзиский храм[13]. Но на утес Я восхожу, и путь мой кос Меж круч в туманных облаках. Деревья древние вокруг… Здесь нет тропинок. Между скал Далекий колокола звук В глуши откуда-то восстал. За страшным камнем скрыт, ручей Свое журчанье проглотил. За темною сосною пыл Остужен солнечных лучей. Пуста излучина прудка, Где дымка сумерек легка; И созерцаньем укрощен Точивший яд былой дракон.

Поднялся во храм «Исполненного прозрения»

Здесь, по «Земле Начальной»[14] вьется Кверху тропинка в бамбуках. Пик ненюфаров выдается Над «градом-чудом»[15] в облаках. Чуские три страны на склоне Все здесь видны в окне моем. Девять стремнин как на ладони Вон там сравнялись за леском. Вместо монашеских сидений Травы здесь мягкие нежны. Звуки индийских песнопений[16] Под хвоей длинною сосны. В этих пустотах обитаю Вне «облаков закона» я. Мир созерцая, постигаю, Что «нет у Будды бытия»[17].

Изнываю от жары

Землю наполнивши и небо, Солнце багровое сгорает. На горизонте, словно кручи, Огнем сверкающие тучи. Свернулись-ссохлись листья, где бы Они ни выросли. Без края Вокруг иссохшие луга. Иссякла, высохла река. Я замечаю тяжесть платья И в самой легкой, редкой ткани. Даже в густой листве растений Страдаю: слишком мало тени… У занавеса близко встать я Теперь совсем не в состояньи. Одежду из сырца сейчас Мою второй и третий раз. Весь мир, пылая жаром, светел. За грань вселенной вышли мысли. Стремятся, как долина в горы, Они в воздушные просторы. Издалека примчался ветер. Откуда он — и не исчислить. Река и море от волны И беспокойны и мутны. Но эта вечная забота От тела только. Мне понятно, Лишь на себя я оглянулся… Еще я сердцем не проснулся — И вдруг вступаю я в «Ворота Росы Сладчайшей, Ароматной»[18], Где в чистом мире холодка Для сердца радость велика.

Сижу одиноко ночью

Один грущу о волосах, Что побелели на висках. В пустынной комнате вот-вот Вторая стража[19] пропоет. Пошли дожди. Полно воды. Опали горные плоды. Под фонарем в траве звучат Напевы звонкие цикад… Конечно, пряди седины Мы изменить уж не вольны; И в золото другой металл Никто из нас не превращал. Хочу я знанье получить, Чтоб боль и старость излечить. Но в книгах то лишь вижу я, Что «нет у Будды бытия»[20].

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. В. М. АЛЕКСЕЕВА

На прощанье[21]

Слезаю с коня, вином тебя угощаю. Вопросы к тебе: куда ты теперь идешь? Ты мне говоришь: во всем мне здесь неудача[22] уйду я лежать там, где-то в Южных горах[23]. Так, брат, уходи; к тебе нет больше вопросов в то время, когда белых здесь туч без конца[24].

Введение. Бегство неудачника от мира и карьеры — одна из доминирующих тем китайской классической поэзии, навеянных даосскими мотивами поэзии и философии. Поэт, обнаруживающий в себе, после конфуцианского образования, хоть частицу дао, этим самым навсегда отклоняется от мира. В чем же искать спасения? В природе — там, где бесконечные гряды облаков навевают ту же идею бесконечности.

Автор. Один из самых знаменитых поэтов танской эпохи и китайских поэтов вообще, выдающийся художник-пейзажист, о котором его почитатель и тоже один из крупнейших поэтов Китая, Су Ши (Дун-по), сказал бессмертное: «Ван Вэй — это стих в картине и в стихе картина» (шичжун ю хуа, хуачжун ю ши), и, конечно, каллиграф высоких достижений. Его жизнь (701–761), начавшаяся блистательной придворною карьерой, сменившейся позорной службой у презираемого им бунтовщика Ань Лушаня, закончилась поэтическим одиночеством и монашеством в буддийстве, которое отразилось в его поэзии и даже в его имени (Мо-цзе). Его колоссальная продукция в большей своей части (тысяча стихотворений) погибла в смуте, но и то, что сохранилось, достойно восхищения.

вернуться

13

Сянцзиский храм — храм «Собравшихся Благовоний».

вернуться

14

…по «Земле Начальной»… — Земля, принадлежащая к храму. Название это заимствовано из «Сутры (проповеди) о Нирване», где, между прочим, говорится: «…неисчислимы, несметны, обильны, как песок р. Ганга, боддисаттвы вступили в „Начальную Землю“», т. е. в один из райских садов.

вернуться

15

«Град-чудо» — это самый храм. Так называет его Ван Вэй, заимствуя образ из 7-й главы «Сутры Чистого Лотоса», повествующей о том, что некий Будда, ведя сонмы людей в страну драгоценностей (Нирвану), заметил, что люди начали уставать. Тогда он создал «Град-чудо» — марево, видимое вдали, к которому люди и устремились, напрягая последние силы. Поддерживая стремление людей таким образом, Будда довел всех до страны драгоценностей.

вернуться

16

Звуки индийских песнопений… — Часть службы в буддийских храмах совершается на языке Древней Индии — санскрите. Поэтому культовые песнопения буддистов обычно называются индийскими словами или индийскими звуками.

вернуться

17

…«нет у Будды бытия». — Догматически у Будды нет бытия — жизни, нет небытия — смерти. Он не рождается и не умирает.

вернуться

18

«Ворота Росы Сладчайшей, Ароматной»… — Учения Будды.

вернуться

19

Вторая стража — время от 9 до 11 часов вечера.

вернуться

20

…«нет у Будды бытия». — см. выше.

вернуться

21

Перевод и комментарий акад. В. М. Алексеева воспроизводятся по изданию: В. М. Алексеев. Китайская литература / М.: Наука, 1978. — Прим. сост.

вернуться

22

Неудача — «недостижение желаемого» (бу дэ и) — один из основных мотивов китайской классической поэзии. Неудачник считает себя вправе жаловаться вслух, подражая в этом своему великому предку династии неудачников — Конфуцию, резко различавшему достоинство человека (дэ) и удачу (дэ, другой иероглиф), которую приписывал судьбе (мин), не подлежащей человеческому разумению и воздействию.

вернуться

23

Южных горах — перевод лишь приблизительный и даже заранее неверный. Речь идет не о каких-то «Южных горах» (Наньшань), а о горах Чжуннаньшань, находящихся не на юге, а в центре Китая.

вернуться

24

Белые тучи — идеал поэтической души — образ постоянный, вошедший в поэтическую хрестоматию Китая с давних пор.