— Не Такими шагами должен был шагать Молодогорск.
— Что ж, у каждого города своя судьба. Иные города слишком преуспевают, хотя мало что дают взамен за госплановскую щедрость. Наш городок не из таких.
— Полагаю, что скоро выйдете на широкую дорогу.
Метелев с любопытством приглядывался к Яну Плесуму: рост гвардейский, косая сажень в плечах, а глаза девичьи, светло-голубые. Он еще с гражданской войны проникся уважением к латышам, которые взяли тогда его, парнишку, в свой конноартиллерийский дивизион.
— Как там старик Каменицкий, все воюет?
— Недавно заговорил о новой находке. Один колхозник рыл колодец и наткнулся на руду. Оказывается, Леонтий Иванович пробовал искать в тех же местах сорок лет назад, но в то время Самара не помогла ему довести дело до конца. Теперь он вдобавок раскопал книжки в архиве казачьего войска, из которых явствует, что об этой руде знали еще сто лет назад.
— Любопытно.
— И опять нашлись скептики, на сей раз молодые.
— Но у старика теперь сын — главный геолог управления.
— Этому управлению хватает дел с газом.
— Да, кстати, Иван Иванович, твоего генподрядчика хотели перевести на газохимический комплекс. Пришлось заступаться.
— Ак, та![2] Спасибо. Прокофий Нилыч. Я слыхал краешком уха. Нет уж, Петр Ефимович Дробот тяжеловат стал на подъем. Укатали сивку крутые пятилетки. На обжитой стройплощадке, конечно, поработает еще, но с колышка начинать такую махину — не по его годам. Здесь нужно потягаться не с одним министром. Недавно я сказал областным начальникам: если уж всерьез браться за наш газ, то в первую очередь надо построить общежитие для министров...
— Общежитие министров?! — Прокофий Нилыч хохотал до слез, не обращая внимания на Плесума, который с лукавой добротой посматривал на него, моложавого, всегда подтянутого столичного инженера.
— Ты скажешь, Иван Иванович!.. Так, значит, говоришь, общежитие для министров? Пожалуй, тут есть рациональное зерно. Одни вы не осилите миллиардную стройку.
— Бог с ним, с газом. Нам бы с Дроботом вывести в люди свой комбинат.
— Говорят, что вы занялись экспериментами на комбинате?
Плесум насторожился.
— Кто говорит?
— Да ты не бойся, это мне сказала моя дочь, она тоже сейчас в Москве.
— А я ничего и не боюсь. Но то, что мы делаем, делаем без ведома министерства. Нашелся один энтузиаст, недавно защитивший диссертацию...
— Инженер Войновский?
— Вы, оказывается, все знаете, Прокофий Нилыч.
— Не все, но кое-что знаю. Ты, пожалуйста, не сердись на Павлу. Она не собирается писать о ваших экспериментах до той поры, пока вы не решите проблему обогащения руды. Если уверены в успехе, продолжайте свои опыты. В конце концов, без риска нельзя работать в век технической революции.
— Мы не рискуем ни одним процентом государственного плана и ни одной народной копейкой.
— Тем более.
— А что касается экономического эффекта, то он может быть самым неожиданным, особенно для профессора Голосова.
— Семен Захарович не металлург.
— Но с ним считаются в Министерстве черной металлургии. С виду человек без власти, а по существу диктатор. Весьма удобная должность — консультант, позволяющая бить противников чужими руками.
— Напрасно ты, Иван Иванович.
— Здесь у вас другие масштабы, вам иногда может показаться, что какой-нибудь провинциал наивно преувеличивает тот или иной факт. Но поверьте, Прокофий Нилыч, если внизу поу́же кругозор, то пошире основание для некоторых выводов.
— Возможно, возможно... — уклончиво отозвался Метелев, не желая спорить. — Ну-ка, расскажи мне подробнее, за что воюет твой Войновский.
— Пожалуйста, — охотно согласился Плесум.
Инженер Войновский, по его словам, принадлежал к тем людям, которые защищают не столько сами диссертации, сколько интересы дела. Он убежден, что комбинат стоит на такой руде, о которой может мечтать, любой металлург, а работает комбинат на привозных рудах. Все дело в том, что местная руда до сих пор идет в домны в сыром виде. Во время плавки происходит окисление хрома и угар железа, образуются хромистые вязкие шлаки. Металл как бы «связывается» и химически и физически. Выход один: надо искать эффективный метод обогащения руды. Но министерство абсолютно равнодушно к молодогорскому чугуну и стали, хотя они и долговечны, и меньше поддаются коррозии, и содержат вдобавок к никелю еще и микролегирующие элементы — титан, ванадий, молибден. На комбинате уже доказано опытным путем, что обогащение руды можно довести до 47, даже до 55 процентов, что агломерат получается не хуже, чем из обычных руд, что производительность доменных печей при этом нисколько не снижается. Но воз и ныне там. Словно бы никого и не интересует, что общая стоимость никеля и кобальта, содержащихся в тонне молодогорского чугуна, окупает все затраты на одну тонну, и сам чугун, таким образом, обходится бесплатно. Почему же лидеры черной металлургии уклоняются от решения проблемы? Отчего и некоторые уважаемые доктора наук, как черт ладана, боятся этой стали, которая идет нарасхват? Говорят, что некий американец Томсон пытался в 1871 году получить природнолегированную сталь, но безуспешно. Наконец, утверждают, что в той же Америке с 1906 года проводятся различные опыты с хромом: как сделать так, чтобы сохранить его в стали и одновременно избежать угара железа. Да всякое говорят и утверждают, только бы не заниматься поисками инженерного решения. Не потому ли ярские руды — настоящий дар земли — по вине ученых-рутинеров давно отнесены чуть ли не к бросовым...