На сходство «ереси жидовствующих» с западноевропейским протестантизмом и на первенство «ереси» по времени обращает внимание В. Н. Тростников: «Так что, представив в Новгороде свою идейную платформу, Сха-рия первым в Европе провозгласил начало Нового Времени. Это был 1470 год от Рождества Христова... Трудно это произнести, но объективный анализ ситуации заставляет оценить ее таким образом: Реформация могла начаться не в Германии, а в России, и не в начале шестнадцатого века, а в конце пятнадцатого!»[71].
Однако зерна российского гибрида протестантизма, брошенные в российскую почву, не дали ожидаемых всходов капитализма. Веберовская материалистическая схема к России оказалась совершенно не применима. Потому что, как говорил Ф. Тютчев, «умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Как объясняет В. Тростников, «относительно России у Бога были совершенно другие планы. Она до конца времен должна была оставаться Третьим Римом, а протестантизм, из которого выросли капиталистическая система хозяйства и наука, попускалось внедрять немцам, голландцам, англичанам и французам... Опасность была отведена, и инфекция, которая могла стать для Святой Руси смертельной, оказалась для нее даже полезной и, более того, необходимой, ибо сыграла роль вакцины. Переболев ею в сравнительно безопасной форме, православный организм России выработал в себе еще один иммунитет, оказавшийся просто-таки спасительным в последующем, когда Петр I, воспитанный в Немецкой слободе Лефортом и Брюсом, задумал переделать нас в «немцев», а его преемница Анна Иоанновна и ее фаворит Бирон вели... прогерманскую политику...»[72].
Соглашаясь с Тростниковым, мы тем не менее не можем и полностью отвергать схему Вебера применительно к России. Ведь все-таки в результате реформ Александра II Россия начала переходить на капиталистические рельсы развития. Да, в России в середине XIX века не было в сколько-нибудь заметных масштабах ни кальвинизма, ни англиканства, ни лютеранства, никакой другой европейской разновидности протестантизма. Зато были так называемые староверы (старообрядцы), которых небезосновательно называли и называют «русскими протестантами»[73]. Это было второе поколение «русских протестантов», если первым считать носителей «ереси жидовствующих». Многие исследователи признают, что именно «староверы» стали главным «мотором» капиталистического развития России в дореволюционный период[74].
Но вернемся к критике Вебера Зомбартом. Последний продолжал опровергать автора «Протестантской этики» и после его смерти (в 1920 году). В XX веке на путь капиталистического развития встали страны, которые находились за тысячи километров от Европы и в которых протестантизмом и не пахло. Наиболее ярким примером была Япония с ее восточными религиями (синтоизм, буддизм, дзен-буддизм). Применительно к таким странам Зомбарт в конце 1920-х годов предложил использовать термин «новый капитализм». Фактически Зомбарт поставил под сомнение жесткую Веберовскую схему зарождения капитализма как некую дорогу-одноколейку с начальной станцией под названием «Протестантизм». Он стал склоняться к тому, что в мире существует несколько капиталистических маршрутов движения человечества с разными начальными станциями.
Протестантизм и капитализм: что первично?
Главное замечание в адрес Вебера заключалось в том, что в рассматриваемой им паре понятий «протестантская этика» и «дух капитализма» немецкий социолог без каких-либо колебаний и сомнений первое рассматривает в качестве причины, а второе — в качестве следствия, результата. Однако с таким же успехом можно утверждать, что, наоборот, развитие в недрах традиционного общества капитализма привело к Реформации и появлению протестантизма. Кстати, именно такой точки зрения придерживаются некоторые исследователи. Современный социолог Ю. Кузнецов прямо отмечает: «В некоторых случаях причинно-следственная связь может быть прямо противоположной той, которую усматривает Вебер — то есть именно развитие капитализма создавало благоприятные условия для развития протестантства. Например, в XVI веке в Южных Нидерландах экономическая экспансия, действительно, совпала с распространением кальвинизма, причем охотнее всего в него переходили купцы и предприниматели. Но именно эти люди составляли наиболее подвижную группу населения, это были люди, легко идущие на контакт, готовые обсуждать с чужаками религиозные вопросы и принимать чужое мнение. Кроме того, эта группа по понятным причинам была весьма оппозиционно настроена к испанской короне. С другой стороны, возможности инквизиции в торговых центрах всегда были меньше, чем в аграрных областях. Наконец, большую роль в экономической жизни Антверпена играли мараны — бывшие иудеи, принудительно обращенные в католицизм. С началом Реформации они обратились к лютеранству, но потом предпочли последовательный кальвинизм»[75]. Кальвинизм (по крайней мере, в Голландии) представлял собой разнородную смесь купцов, предпринимателей и бывших испанских иудеев. Получается, что в ряды кальвинистов влились люди, которые уже были заряжены «духом капитализма».
71
Тростников В. Православная цивилизация: исторические корни и отличительные черты. — М.: Изд. дом Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник», 2004. С. 171—172.
73
Известный немецкий исследователь русской экономики Г. Шульце-Геверниц (1864—1943) считал русских старообрядцев сродни движению квакеров в Англии.
74
Многие староверы занимались торговлей, фабричным производством, горным делом, банковским делом целыми семьями и имели династии. Можно назвать следующие семейные кланы староверов-предпринимателей XIX— начала XX века: Рябушинские, Тындины, Морозовы, Мамонтовы, Марковы, Гучковы, Кузнецовы. Среди наиболее известных «единоличных» предпринимателей следует упомянуть Василия Кокорева, Николая Бугрова, Козьму Солдатенкова, Сергея Щукина, Илью Ковылина, Григория Горбунова, Василия Громова.
75
Кузнецов Ю. Тезисы о Вебере. Протестантизм и генезис европейского капитализма //Интернет.