Общей чертой обоих авторов стало также появление в незначительном масштабе культа вторичного sacrum. Галл в одном месте упоминает (помимо чуда св. Эгидия) о спасении св. Войцехом целого города, которому угрожали поморяне в 1097 году, в день освящения гнезненской церкви[902]. В другой раз поляки одержали над поморянами победу, вымоленную св. Лаврентием[903]. Кадлубек рассказывает о чудесной помощи, оказанной польским отрядам под Наклом каким-то молодым человеком, который выступил из собора св. Вита в Крушвице[904]. Другое чудо открыли Казимиру Справедливому Спаситель и его Мать[905]. По-видимому, верующие не освоили культа святых настолько, чтобы обращаться к ним за помощью, так как приведенные примеры иллюстрируют собственное, а не выпрошенное вмешательство. Даже культ покровителей соборов развился слабо, о чем свидетельствует факт, что покровитель краковского собора св. Вацлав «никогда сильно не присутствовал в Кракове», поэтому культовую нишу там без труда заполнял св. Флориан, которого почитал Казимир Справедливый[906]. Возможно, духовенство специально не акцентировало культ святых, чтобы не пробуждать политеистические тенденции, которые в Полабье возникли в ходе столкновения с христианством. По мнению Вальзера, в numen проявляется «какое-то тайное, более тесное единство этого божества с человеком, управление его судьбой, основанное на какой-то высшей любви, связывающей божество с творением». Исключение составлял общепольский культ св. Войцеха, поддерживаемый Храбрым, а после кризиса возобновленный во второй половине 11 века и сохранявшийся в 12 веке[907]. О непрерывности этого культа свидетельствуют топографические следы легенды о св. Войцехе. Он был покровителем не только гнезненской епархии, но всей польской провинции, ему же как покровителю Польши, как утверждает Галл, был посвящен гнезненский полк. И Кадлубек несколько раз с великим почтением упоминал о св. Войцехе как покровителе поляков. В то же время культ Девы Марии нашел у обоих хронистов слабое отражение[908], хотя трудно сомневаться в его распространении, что понятно хотя бы по тому месту, которое получила Богоматерь в календаре литургий.
Обшей чертой идеологии Галла и Кадлубека является также не упоминание об antisacrum, что можно охотно объяснить рыцарским пафосом обоих произведений, которые должны были прославлять подвиги поляков и их монархов. Рыцарству чужды были соблазны и опасения монахов, искушаемых сатаной[909], поэтому введение antisacrum в хроники не сочеталось бы со светской идеологией феодальной верхушки. Правда, и ей была известна забота об устройстве загробной жизни, но эта забота знати отражена в других источниках — документах о пожертвованиях. В то же время со спорадическими упоминаниями о дьяволе и сатане мы встречаемся в древнейшей, относящейся к Польше агиографии, в житиях св. Войцеха, пяти отшельников. Однако эти упоминания мало что дают для познания идеологической основы польского общества, поскольку были написаны иноземцами. К сожалению, в 11–12 веках подобные произведения, относящиеся к Польше, отсутствуют, за исключением житий св. Оттона, в которых языческие демоны (боги) отстраняют на задний план библейского сатану. Не подлежит сомнению, что в польском религиозном сознании того времени старые языческие демоны не перестали играть важную роль, коль скоро они сохранялись в нем еще долгие столетия. Однако это были доброжелательные демоны, реже — опасные, как упыри и вообще обиженные в земной жизни нави, но и они подстерегали человеческую душу после смерти, как сатана.
Главным источником познания чешского мировоззрения раннего средневековья является Хроника Космаса. Автор, возможно, сильнее, чем польские хронисты, подчеркивает значение вмешательства sacrum. Он сообщает о Борживое, что тот принял крещение «по милости божией, всегда предшествующей и всюду сопутствующей» (т. е. людям)[910]. Автор говорит здесь о сопутствии, то есть постоянном бдении, что не означает перманентного вмешательства в людские дела. Здесь обнаруживается та же, что и у польских хронистов, непоследовательность: признание автономии естественного порядка и его коррекция в произвольные моменты, благодаря вмешательству sacrum. Прослеживается также некоторая аналогия с выбранными Галлом героями, на которых снизошла особенная милость божия. Космас считал избранником sacrum Бржетислава 2, которому Бог оказал такую милость, что добродетели, данные отдельным людям частично, ему дал целиком в безмерном количестве[911]. Даже красноречия Цицерона не хватило бы, чтобы описать в деталях его заслуги[912]. Он отличался необычайным талантом в ведении войны и всегда одерживал победы, превосходил по мудрости Соломона и отличался щедростью[913]. Таким образом sacrum своим вмешательством наделил Бржетислава определенными душевными качествами и способностью привлекать к себе людей щедрыми дарами. Это освобождало благосклонный к Бржетиславу sacrum от постоянного исправления естественного порядка в контексте его деяний. И независимо от этого, Космас редко упоминал о вмешательстве сверхъестественной силы, поэтому его рассказ в принципе носит светский характер, то есть события в нем разворачиваются в соответствии с земными причинами и следствиями, хотя за естественным порядком скрывается бдительное присутствие sacrum. Существуют определенные закономерности истории, хотя они и контролируются sacrum. Венгерский король Андрей утешал изгнанного из Моравии князя Братислава, советуя положиться на Господа, который быстро сменит печаль на радость[914]. Автор таким образом выразил мысль, что естественным порядком в человеческом обществе управляет переменчивое счастье, что более четко показано в другом месте. Когда князь Святополк жаловался правителю замка на свои неудачи, тот ответил, что тем быстрее придет удача, то есть он трактовал смену удачи и неудачи как закономерность естественного порядка[915]. Тот же Святополк говорил своим соратникам: «Вы должны ожидать сомнительных случаев переменчивой судьбы; впрочем, пусть всемогущий Бог вас ведет и сопутствует вашим деяниям»[916]. Автор упоминает здесь третий наряду с судьбой (= естественный порядок) и sacrum фактор событий — целенаправленное действие самого человека, и его описание событий в значительной части представляет собой действие этого третьего фактора, являющегося особым элементом естественного порядка. Впрочем, результат этих действий может соответствовать воле sacrum. Когда не удался проект Братислава ввести собственного кандидата на должность пражского епископа и епископом стал младший брат Братислава Яромир, озабоченный светскими делами и добивавшийся епископства по политическим мотивам (1068), Космас усмотрел в успехе Яромира вмешательство sacrum, поскольку всякая власть исходит от Бога, и не может стать епископом тот, кого Бог для этого не предназначил или же кому этого не позволил[917]. Впрочем, это была характерная попытка оправдать свершившийся факт. Изредка только Космас отмечал вмешательство с явлением чуда, нарушающего очевидным образом естественный порядок. Так, в 1091 году случилось двойное чудо по воле обоих покровителей — св. Вацлава и св. Войцеха, которые лично появились в темнице, освободили узников от цепей и отпустили их на свободу, и одновременно предрекли примирение враждующих сторон — короля Братислава и его сына Бржетислава, что, естественно, произошло в тот же день[918]. Здесь соединились чудеса двойного типа: первое — нарушающее естественный порядок, второе — совершенное в рамках этого порядка, поскольку мир был заключен при посредничестве брата короля Конрада. На нашем языке второе чудо означало, что «дело неожиданно приобрело чрезвычайно удачный оборот». Впрочем, Космас сам привел рациональные причины заключения этого соглашения.
906
K. Dobrowolski. Dzieje kuliu sw. Floriana w Polsce do potowy 16 w. — Warszawa, 1923 (Rozprawy Histor. Tow. N. — Warsz. T. 2/3). Выражается точка зрения, что «еще во второй половине 12 века польская церковь испытывала острую нехватку местных святых», J. Dowiat. Polska panstwem sredniowiecznej Europy. — Warszawa, 1988. S. 390. Представляется, что вообще культ вторичного sacrum был слабо развит.
907
О культе св. Войцеха: Т. Тус. Polska a Pomorze za Krzywoustego // Rhist., 2/1926. S. 27–35; A. Gieysztor. Drzwi gnieznienskie jako wyraz polskiej swiadomosci narodowosciowej w 12 wieku // Drzwi Gnieznienskie 1. — Wroclaw, 1956. — S. 1–19, особенно S. 6 nn. Ср. также: J. Karwasmska. Drzwi gnieznienskie a rozwoj legendy о swietym Wojciechu // Ibidem. S. 20–41. О пoпуляризации культа св. Лаврентия как защитника от поморян сообщал Галл (Gall 3, cap. 1. S. 127 n.): «venerabilis enim dies sancti Laurenti martiris existebat et in illa hera christianorum concio de missarum sollempniis exiebat, et ecce subito barbarorum, exercitus ibi cominus imminebat. Martir Laurentij, populo sucurre merenti. — Ибо был почитаемый день святого мученика Лаврентия, и собрание христиан выходило с торжественных месс, и вот немедленно вблизи показалось войско варваров». Тем временем варвары наступают. Автор вновь восклицает: «Martir Laurenti, populo vim tolle furenti». Победу одерживают поляки, заслугу в этом автор приписывает св. Лаврентию. Однако автор выступает скорее как пропагандист культа, нежели как его свидетель. Ведь не люди, а он призывает святого на помощь, ясно, что ни торжества в честь святых, ни распространенность воззваний к ним не указывают на степень развития культов. О культе св. Лаврентия см.: К. Potkanski. О zalozeniu i uposazeniu klasztoru w Mogilnie // Pisma posm. 2. — S. 182–185. В последнее десятилетие оживились исследования культа святых в средневековье: J. Swastek. Przedtrydencki kult sw. Jerzego Kapadockiego w diecezji krakowskiej w swietle wezwan kosciolow // ibidem. S. 39–53; O. Karolewicz. Kult sw. Marcina w Polsce do schylku 16 w. // Studia Theologica Varsaviensia. 3/1/1970. S. 421–444; J. Kloczowski. Kult sw. Michala Archaniola w Polsce sredn. // Zeszyty Nauk KUL, 14/4, 1071. S. 19–27; T. Dunin-Wasowicz. Rzytnskie kulty swietych w Polsce wczesnosredniow.: kult sw. Maurycego i legionu tebanskiego // Roczniki Teol.-Kan., 20/4/1973. S. 25–34. О культах Ламберта и Вацлава: Т. Dunin-Wesowicz. Kulty swietych. S. 67–77. См. также: W. Schenk. Kult swietych w Polsce. Zarys historyczny, 13/3, 1966, wyd. 1967. S. 77–102.
908
Галл (Gall 2, cap. 33. S. 95) свидетельствует о культе св. Марии у Кривоустого, а Кадлубек (Kadlubek 4, cap. 12. S. 405–406), по-видимому, намекает на подобный культ у Казимира Справедливого; ср. также: 4, cap. 15. S. 414.
909
Интересную иллюстрацию роли монастырей как источника ужасающих историй о дьявольском вмешательстве дает Титмар. Так, настоятельница Герберга узнает от дьявола о скорой смерти Герона 3 (Thietmar, cap. 3. S. 115); монаха Альвриха пугают демоны: a cloaca egressi (4, cap. 72. S. 243). Только в одном случае сатана признался, что Генрих 1 при его содействии зачал сына с какой-то «достойной матроной», без более точного определения ее социального положения, так что не исключено, что она была монахиней (1, cap. 249. S. 33).
911
Kosmas 2, cap. 1. S. 82: «Ибо Господь такую благодать в себе содержит, что теми благами неослабными, которые дает он каждому в отдельности, он и его в целом щедро наделил».