Однако в славянских странах, вероятнее всего, с момента принятия крещения, преобладала форма личного покаяния, принятая давно в странах ранней христианизации[1052]. Сообщения об этой форме у славян появляются начиная с 10 века. Чешская княгиня Людмила, предчувствуя свою кончину, позвала пресвитера Павла и, выслушав молебен, исповедовалась «перед ликом Высшего Судии», после чего приняла причастие. Источник явно не говорит, что исповедь была доверительной, но нет причин сомневаться в том ввиду распространенности этой формы и высокого положения кающейся[1053]. Особого внимания заслуживают обстоятельства предсмертной исповеди чешского князя Владислава, совершенной перед епископом Оттоном, возвратившимся из поморско-полабской миссии. Последний решил отпустить грехи при условии, что князь помирится со своим братом Собеславом, которого он хотел лишить наследства в пользу Оттона моравского — вопреки мнению своего окружения[1054]. Это первый характерный пример использования исповедником исповеди в политических целях. В Польше, пожалуй, первое сообщение об исповеди привел Галл. Это была исповедь архиепископа Мартина, свершившаяся в 1108 году в Спицимеже перед священником и (в отличие от Людмилы) до молебна[1055]. Вскоре после этого сообщение о перипетиях польского вельможи сообщал Петр Гильом (ум. 1124), библиотекарь монастыря св. Эгидия в Провансе. Героем рассказа был приближенный Кривоустого Сецех, который во время осады Щецина (1119?), озабоченный предчувствием близкой смерти, заявил, что исповедуется, однако не сделал этого и несколько раз откладывал исповедь до тех пор, пока, будучи раненным на охоте зубром, не пообещал совершить паломничество к могиле св. Эгидия, и это обещание после чудесного выздоровления выполнил[1056]. Из этого драматического, но наверняка не слишком точного повествования мы узнаем, что в войске Кривоустого наряду с коллективной формой, предназначенной наверняка для рядового рыцарства, практиковалась (знатью) форма личной, индивидуальной исповеди, не слишком популярная, но дающая духовенству средство идеологического контроля за социальной верхушкой. Польские источники констатируют первую частную исповедь польского вельможи около 1190 года, когда Дерко, брат плоцкого епископа Вита перед военным походом исповедовался в церкви перед приходским священником Яном в Буске и принял из его рук причастие[1057]. Дата этого сообщения является случайной и не доказывает позднее распространение исповеди среди польских вельмож. На Руси личная исповедь должна была распространиться (в наиболее развитых центрах) среди социальной верхушки в 11 веке, поскольку к печерскому игумену св. Феодосию (ум. 1074 г.), по сообщению более позднего, но хорошо информированного жития, приезжали князья и бояре с целью исповедаться[1058]. Особенно интересные данные об исповеди на территории Новгорода приблизительно в середине 12 века мы находим в вопросах, обращенных к епископу Нифону, и в его ответах, а также в Поучении епископа Ильи. В то время преобладала форма личной доверительной исповеди. Источник упоминает о духовном отце[1059], смене исповедника[1060], выражает сомнение, можно ли исповедовать женщин (то есть монахам)[1061] и т. п. Именно такова, вероятнее всего, была организация исповеди в пределах самого Новгорода, но сомнительно, что так же обстояло дело и в сельских окрестностях этого города. Поэтому и здесь можно размышлять над проблемой коллективной исповеди.
Говоря об исповеди как важном идеологическом инструменте, мы не можем обойти вниманием категорию придворного духовенства, исполняющего функцию исповедников и вообще духовников князей, и, скорее всего, всего круга придворных. Их латинское название capellani было произведено от латинского определения: capella sancti Martini (легендарный плащ св. Мартина) и было заимствовано на Западе[1062], однако возникновение самого института было вызвано местными организационными нуждами. Эта группа духовенства (называемая княжескими «попами») возникла также и на Руси. Самые ранние свидетельства источников об этой категории датируются временем начала христианизации: скорее всего, капеллан, как правило, был у каждого князя. Наверняка функции капеллана и княжеского исповедника исполнял пресвитер Майоранус, сопровождавший Хотимира каринтского. В подобном качестве при Людмиле и Вацлаве выступал упомянутый пресвитер Павел. И Ольга, совершая визит к императорскому двору, брала с собой «попа», выполнявшего наверняка функции духовника, а также в случае необходимости и секретаря. Повесть временных лет мало уделяла внимания княжеским «попам», в то же время летописи 12 века предоставляют нам интересную информацию о них как о явлении, распространенном среди Рюриковичей. Пресвитеры сопровождали на войне Владимира Мономаха[1063]. Своего «духовного отца» имел и Ростислав Мстиславович, причащавшийся каждую неделю в период Великого Поста[1064]. Также и Святослав Олегович прибыл в Новгород со своими «попами», которые обвенчали его после отказа владыки Нифона[1065]. Когда Игорь Святославич попал в половецкий плен, он позвал к себе пресвитера с целью совершения «святой службы»[1066]. По-видимому, институт «княжеских попов» был распространен на Руси. Своих капелланов имели и могущественные бояре. По печерской легенде, Симон, сын Африкана, оставил латинскую ересь и принял православие вместе со всем своим домом и всеми пресвитерами, то есть капелланами[1067]. Об аналогичном институте капелланов при княжеском дворе в Чехии многократно упоминает Космас, среди них было много образованных людей, достойных возглавлять епископство[1068], и действительно, капелланы неоднократно претендовали на этот пост и даже добивались его[1069]. Один из капелланов, которого Космас определил как cubicularius, исполнял свои функции при князе[1070], правда, мы не знаем, постоянно или временно. Окружил себя капелланами и пражский епископ Гебхард-Яромир Пржемыслида[1071]. Упомянул также этот хронист, что Юдита, жена Владислава Германа послала с известным по сообщению Галла посольством к могиле св. Эгидия своего капеллана Петра[1072]. Сопровождали капелланы также князя в его военных походах: например, во время битвы Собеслава 1 с Лотарем (1126) они находились в группе вельмож и церковных сановников, охранявших мощи св. Вацлава[1073]. Они также выступали в качестве свидетелей в княжеских документах, под которыми видны их подписи[1074]. Точно так же из описаний источников мы узнаем о многочисленных капелланах на службе у хорватских королей, где так же, как и в других славянских странах, они занимали довольно высокое положение в общественной иерархии, принимая во внимание участие в королевском совете[1075]. Ту же самую форму имел институт «княжеских капелланов» в Польше[1076]. По сообщению Галла, они существовали уже при дворе Болеслава Храброго[1077], вместе с ними служил мессы после смерти Владислава Германа архиепископ Мартин[1078], окружали они также Кривоустого[1079]. Сообщение о капелланах Храброго, скорее всего, было домыслом Галла, он не представлял себе княжеского двора без этого института — и наверняка он был прав. Титмар свидетельствует, сколь большое внимание этот монарх уделял таинству покаяния, как усиленно старался «очистить (каждое) совершенное преступление» в соответствии с канонами или покаянными книгами, которые велел себе предоставлять[1080]. При такой позиции кающегося не стоит сомневаться, что он последовал господствующему обычаю и держал при дворе капелланов. Трудно также предположить, чтобы Добрава, Ода, а также епископ Иордан не побеспокоились об организации подобного института при дворе Мешко 1. В институте княжеских капелланов можно усмотреть происхождение личной исповеди светских лиц, знати, например, придворных, в то время как для народа, скорее всего, существовала на протяжении какого-то времени форма публичной коллективной исповеди, так как недостаточное количество кадров духовенства не позволяло иметь более интенсивные контакты с паствой.
1053
Legenda Fuit // Scriptores, 15/1, 1887. S. 574; Chaloupecky. Prameny 10. stol. S. 474, после отслуженной пресвитером Павлом мессы: «ante conspectum summi iudicis suam confessionem benigne effudit ac percepcione dominici corporis et sanguinis se munivit. — Прежде созерцания высшего судии исповедь кротко принес и приятием божественного тела и крови себе вооружил». Разумеется, исповедь происходила перед «обличьем Бога», но при посредничестве священника, то есть Павла.
1054
Kosmas 3, cap. 58. S. 236 (1125): «Cui dux cum sese et animam suam per sanctam confessionem commisisset, non prius posse dari aut consequi indulgentiam presul spopondit, quam fratri suo pacem veram et firmam promisisset gratiam. — Когда князь препоручил ему в святой исповеди себя и свой дух, первосвященник рек, что отпущение грехов может быть дано ему или может воспоследовать не прежде, чем он пообещает брату своему истинный мир и крепкую дружбу».
1058
Успенский сборник (1971). С. 83: «слышаще князи и бояре доброе ихъ (то есть монахов) житие прихожаахоу къ великомоу Феодосию исповедающе томоу грехы своя, иже ведикоу пользоу приимъше» и т. д. Таким образом, мы имеем четкое подтверждение и частной исповеди, и вытекающей из нее экономической выгоды для монастыря.
1059
Вопросы Ильи № 77, Goetz. Op. cit. S. 332: если кающийся, который не получил покаянного наказания, отправляется в путешествие, ему следует дать отпущение грехов, однако «дьржить заповедь, якоже емоу отець велелъ» и т. д. На этом примере становится очевидным, что так же, как и на Западе, центр тяжести в покаянии был перенесен с наказания на исповедь. Епископ Илья (№ 3, С. 288) приводит регламент исповеди, который, повидимому, свидетельствует о еще недавней практике исповеди на ухо: «А егда приходят дети к вам на покаяние, моужи и жены, въпрошайте самех: ноужно бо есть человелу, еже самому начати и молвити своя грехи, оже моужем а женам то велми тяжко; но вам достойно съпрашивати с тихостию, ать онем легко поведывати. А иже кто покаеться, не можите тяжки заповеди дати».
1060
Вопросы Савы № 18, Goetz. Op. cit. S. 330: «Аще кто придеть ко мне на покаяние, не лзе ли, владыко, повелети ко иномоу попоу ити?». Вопросы Ильи № 20, Goetz. Op. cit. S. 338.
1061
Вопросы Савы № 21, Goetz. Op. cit. S. 323: «Достоить, рече, всякъ родъ прияти на покаяние, толико жене не достоить».
1062
Слово «Capella» приобрело тройное значение: 1) реликвии и вообще церковного аппарата, 2) места хранения этой святыни, 3) группы духовных придворных капелланов, которые охраняли свои реликвии. Институт под названием «сареllа» возник во времена Каролингов в 8 веке, о его происхождении см.: J. Fleckenstein. Die Hofkapelle der deutschen Konige 1. — Stuttgart, 1959. S. 11 nn. Этот институт был учрежден также и в немецком государстве (J. Fleckenstein. Op. cit., 2. — Stuttgart, 1966), причем при Генрихе 1 это было придворное учреждение, в задачи которого входило выполнение двух функций: придворного богослужения и ведения королевской служебной переписки (S. 15). К этому прибавилась еще третья важная задача — участие капелланов в управлении и политике государства в качестве доверенных агентов императора. «Сареllа» находилась в близких отношениях с канцелярией, хотя оба эти института невозможно четко определить. При Генрихе 3 (Fleckenstein. Op. cit., 2. S. 266 nn.) выделяются первая и третья задача этого института. По-видимому, эти две функции выполняли капелланы и в славянских странах.
1063
ПВЛ. С. 338 (1111): «И кънязь Володимеръ пристави попы своя, дучи предъ пълкумь пети тропаря и конъдакы крьста чьстьнаго и канунъ святеи Богородици».
1064
ПСРЛ 2. С. 529 (о духовном отце князя Семюне), 530 (1168), 531 (1168, тот же духовный отец был призван читать молитвы перед смертью Ростислава и, без сомнения, исповедовал его).
1068
Kosmas 2, cap. 23. S. 116: «quot cernis capellanos hac in terra progenitos episcopio dignos… — Скольких ты видишь капелланов, происходящих из этой земли и достойных епископского жезла…» (1068).
1069
Kosmas 2, cap. 23. S. 114. Космас указывает на лютомержицкого предстоятеля как на кандидата в епископы: «quidam Lanczo capellanus, de Saxonia nobili prosapia natus — некий капеллан Ланцо, происходящий из знатного саксонского рода» (1068); 2, cap. 41. S. 146. Вецло, капеллан Братислава, был назначен в моравское епископство (1090); 3, cap. 7. S. 168), Герман, капеллан Братислава и Бржетислава 2 стал епископом пражским (1098). По сообщению Ярлоха (FRBoh. 2. S. 480), чешский князь Фридерик утверждал: «Pragensem episcopum meuni fore capellanum, sicut omnes praedeceasores sui patrum et atavarum meorum fuerunt capellani… — Что пражским епископом будет мой капеллан, как и все предшественники его были капелланами отцев и праотцев моих».
1071
Kosmas 2, cap. 26. S. 119 (1068); 2, cap. 38. S. 140 (1086); 2, cap. 42. S. 148: suis capellanis donat, (1091).
1073
Kanonik wyszehradzki // FRBoh. 2. S. 204. В другом месте этот источник упоминает об участии княжеского капеллана Босика в заговоре князя Борживоя (1130), ibidem. S. 210–212.
1074
Документ 1078 года приводит в числе свидетелей четырех капелланов (CRBoh. 1, № 79. S. 85), ср. № 227. S. 205 (1165), № 288. S. 254 — трех капелланов (1174) и т. д. См. указатель: capellanus.
1075
CDCroat. 1, № 82. S. 113: «In nostro Nonensi cenaculo residens una cum nostris iupanis, comitibus atque banis, capellanis etiam nostre regalis aule cogitare cepi… — Сидя в Ноненской трапезной вместе с нашими придворными, а также с капелланами нашей царской свиты, стал я размышлять». См. также указатель (S. 267): capellanus.
1076
Gall 3. S. 120, послание посвящено: «Capellanis ducalibus venerandis aliisque bonis clericis per Poloniam memorandis… — Почтенным княжеским капелланам, а также другим достойным упоминания добрым клирикам Польши». Таким образом, из капелланов состояла центральная группа польского духовенства.
1077
Gall 1, cap. 9. S. 26: «Episcopos quippe suosque capellanos in tanta veneratione retinebat (Болеслав)… — Епископы и его капелланы были у него (Болеслава) в таком почете…». Определение указывает, что Галл говорил о придворных капелланах; cap. 16. S. 39 — о печали капелланов после смерти Храброго.
1078
Gall 2, cap. 21. S. 88: «cuius exequias quinque diebus in urbe Plocensi cum capellanis celebrando, Martinus archiepiscopus… — Когда его похороны пять дней длились в городе Плженсе, при участии капелланов, архиепископ Мартин…» Эбон (Ebo 1, cap. 1. S. 10) упоминал о Юдите Сальской: «Cui ille tamquam fidelissimus adherens capellanus Poloniam venit… — Он (св. Оттон), как вернейший приверженец его, пришел в Польшу капелланом». Из трех авторов житий Оттона Эбон является наиболее достоверным, а сообщения о капелланстве Оттона не подтверждают два остальных автора, хотя все трое сообщают, что в Польше он посвятил себя обучению детей, Vita Prieflingensis 1, cap. 2. S. 7: erudiendis pueris operam dedit (имел попечение об образовании детей), Herbord 3, cap. 32. S. 197: scolam puerorum accepit (принял школу мальчиков). Если Оттон исполнял функции капеллана, обучение детей было его личным второстепенным занятием (напр., в Чехии капелланы имели различные почетные церковные должности), не связанным с капелланством, так как источники не содержат никаких указаний на школьный аспект этого института, впрочем, сам Оттон был капелланом княгини, а не князя. Поэтому не находит подтверждения позиция Довята (J. Dowiat. Ksztalcenie umyslowe synow ksiazecych i moznowladczych w Polsce i niektorych krajach sasiednich w 10–12 w. // Polska w swiecie. — 1972. S. 79–80), отстаивающего в данной статье тождество капелланства и школы. Vita 1, 2 S. Adalberti не содержит никаких указаний на обучение св. Войцеха у капелланов его отца Славника.
1080
Thietmar 6, cap. 93. S. 449 — о Болеславе: «Cum se mulhim pecasse aut ipse sentit aut aliqua fideli castigatione perpendit, canones coram se poni, qualiterque id debeat emendari, ut quaeratur, precipit ac secundum haec scripta mox scelus peractum purgare contendit. — Когда он то ли сам почувствовал, то ли понял из некоего верного порицания, что много согрешил, он приказал предоставить ему каноны и выправить их, как нужно, и стал всеми силами стремиться согласно этим писаниям очиститься от совершенного греха». Автор хроники явно говорит о исповеди и вообще таинстве покаяния, которое, однако, у Болеслава должно было приобрести специфическую форму, так как князь не принимал пассивно назначенное исповедником покаяние, а вел с ним переговоры о размерах.