Те же самые цели провозглашались и в поморско-полабских княжеских документах (конец 12 века), содержащих зачастую более развернутую и точную мотивацию, которую следует отнести на счет тщательности канцелярской работы, и которая тем не менее отвечала намерениям дарителей, поскольку они формулировались повсеместно по одному шаблону, вытекавшему все из тех же доминирующих в сознании эсхатологических мотивов. Поморский князь Богуслав 1, говоря о стимулах земной власти, не забывает о небесной власти и прилагает старание, чтобы благодаря бренным земным благам, отданным ему, подготовить себе место в высшей отчизне[1113]. Князь Казимир 1 многократно слышал предостережения монахов, что из благ этого мира только те служат будущему спасению, которые были переданы на нужды церкви и в помощь убогим, и именно по этой причине он пожертвовал в пользу монастыря в Гробе[1114]. Наиболее пространно объясняет мотивы пожертвования дарственный акт в пользу монастыря в Бергене ругийского князя Яромира 1. Даритель жертвует с благодарностью за милосердие божие, которое вырвало его из культа идолопоклонства, возводит церковь с целью расширения культа святого имени и дает деньги монахиням в монастыре, чтобы они упросили Бога отпустить дарителю грехи и обеспечить ему вечную славу. К этой конечной цели, вечной славы, подводит вся мотивация этого документа[1115].
К сожалению, лаконичные русские документы 12 века не приводят мотивов пожертвований в пользу церкви. Только документ Мстислава, сына Владимира Мономаха (1130 г.) обязывает игумена и братьев монастыря св. Георгия в Новгороде молиться за дарителя и его детей, при жизни и в момент смерти[1116] — упоминание о смерти указывает на то, что целью молитв было достижение спасения. Из других источников известно, что и на Руси мысль о спасении занимала умы верующих. Киево-печерский патерик прославляет пожертвования на культовые цели. По сообщению жития Эразма, Богородица сделала возможным его покаяние, так как он украсил ее церковь великолепными иконами, а епископ Симон, напоминая этот факт Поликарпу, утверждает, что тот не напрасно истратил деньги на нужды церкви, поскольку у Бога все зачтется, вплоть до мельчайшей монеты. Уже в 11 веке мы слышим об имущественных пожертвованиях в пользу Печерского монастыря в Киеве. К великому Феодосию обращались с исповедью князья и бояре, и это приносило большой доход, поскольку, уходя, они приносили дары «к радости братьев и на содержание монастыря», а некоторые даже отдавали села в распоряжение монахов[1117]. Это, пожалуй, древнейшее русское свидетельство морального давления исповедников, использующих идею спасения с целью создания материальной базы церкви. Эта земная материализация основной христианской идеи о спасении была, как хорошо известно, распространенным в раннесредневековой Европе явлением. На Западе во франкскую эпоху «мелкая знать соревновалась между собой за обеспечение спасения своим душам через пожертвования имущества церкви…»[1118].
Процесс материального отражения концепции спасения в руках церкви в славянских странах приобрел значительно меньший размах, нежели в западных странах: например, в Польше церковные владения составляли немногим более десяти процентов от всего земельного фонда, на Руси они были еще меньше. Это указывает на то, что в эпоху феодальной раздробленности в славянских странах, особенно способствующей переходу земель в собственность церкви, склонность к пожертвованиям светских землевладельцев и давление, оказываемое на них церковью, в особенности исповедниками, были слабее, чем на Западе. Чем объясняется это явление? Возможно, меньшим напряжением религиозных чувств среди князей и знати, а может быть, худшей организацией и недостаточной подготовкой не столь многочисленного церковного аппарата. В этих условиях с большим успехом действовала оппозиция родственных кругов дарителей, протестовавшая против слишком щедрых подарков, уменьшающих размеры земельных владений[1119]. Тем не менее, несмотря на некое количественное различие, в славянских странах получил развитие тот же, что и в странах более ранней христианизации и государственности, диалектический процесс со схожими внутренними противоречиями — по принципу корреляции, взаимного воздействия двух факторов — церкви вместе с ее учением и кругов верующих с их материальной базой и общественной структурой. Церковь воспитывала верующих в духе своей доктрины, создавала в их представлениях картину вечного счастья и спасения от грозящей грешникам и неверующим геенны и таким образом побуждала отказаться от части земных благ в форме подаяний, предназначенных на богоугодные цели. Львиная доля этих пожертвований переходила в распоряжение церкви. Благодаря этому возникали памятники архитектуры и искусства, центры образования, письменности и науки. Но одновременно те же пожертвования становились основой для формирования мощной духовной феодальной группы, образ жизни которой не соответствовал провозглашаемым евангельским принципам, но вписывался в светскую феодальную модель. Это было следствием обратного воздействия кругов верующих на своих учителей, а одновременно источником внутренних контрастов и ферментов в идеологии христианского средневековья, важный источник ересей[1120].
1114
PUrk. 1, № 66. S. 84 n. — (1175). Ср. другие документы этого князя; PUrk. 1, № 62. S. 79; № 68. S. 88: ob remedium anime mee (за исцеление души моей); № 70. S. 91 с благодарностью за крещение и ради спасения своего и своих родителей.
1118
J. Kuliszer. Powszechna historia gospodarcza sredniowiecza i czasow nowozytnych 1. — Warszawa, 1961. S. 41.
1119
H. Lowmianski. Zagadnienie kontroli ksiecia nad obrotem ziemi w Polsce 12 wieku // CPHist. 27/2, 1975. S. 75–87.
1120
Ересь, за исключением богомильства, не развилась на славянской почве в указанный период. След катарского влияния на польскую среду усматривали в надгробной надписи краковского епископа Мавра (ум. 1118), где в тексте Credo был опущен тезис о воскресении тел, однако существование катаров в Польше ставится под сомнение. W. Swoboda. Poczatki herezji nа ziemiach polskich // Europa — Slowianszczyzna — Polska. Studia ku uczczeniu K. Tymienieckiego. — Poznan, 1970. S. 385 nn. Поэтому нельзя исключать, что в Малопольше вместе с проникновением славянского обряда из Болгарии возникло и богомильское течение, не признающее упомянутый тезис. Ангелов. Богомилство. С. 228. Однако это предположение невозможно проверить. Неясен вопрос скептического отношения Витольда к этому тезису, М. Kosman. Zmierzch poganstwa wsrod Baltow // Euhemer, 4/1974. S. 103.