Итак, мы получаем данные о трех южнославянских божествах. От Прокопия мы узнали о «едином» боге, которого мы охотно отождествляем с Перуном, что, возможно, подтверждает глосса из славянского перевода Жития Александра Великого, в котором Александр назван сыном Перуна — сам же Александр объявил себя сыном Зевса[205], если это замечание сделано болгарским автором, а не русским, как считал Мансикка. Из славянских глосс в переводе Малалы мы получили имена двух следующих богов — Сварога и Даждьбога Сварожича, имя которого сохранилось в южнославянском фольклоре[206], а это дает основание полагать, что указанные в глосах божества почитались не только в Болгарии, но и у всех южных славян. Поскольку культ Даждьбога явно был связан с солнцем, остается загадкой только значение Сварога. Некоторые данные дают основание решить эту проблему, отождествив Сварога с огнем. В глоссе в переводе Малалы Сварогом называется Гефест, который в изначальном, основном значении был обожествленным огнем и только затем стал исполнять в мифологии функцию божественного кузнеца[207]. Более того, на Руси Сварожичем называли огонь, причем, как доказал Брюкнер, «Сварожич» — это деминутив от «Сварога»[208]. Казалось бы, Сварог мог считаться «великим огнем», а земной огонь признавался «огнем малым». Однако оба эти указания рождают серьезные сомнения. От какого же огня могло происходить Солнце, если оно само было величайшим доступным взору огнем, греющим всю землю? В литовском мифе солнце выковал кузнец, но ни греческая, ни славянская мифология не знают этой версии, может быть, даже заимствованной у финнов[209]. Гефест в глоссе был отождествлен со Сварогом не потому, что означал огонь, и не по причине своего кузнечного ремесла, но как отец Даждьбога-Солнца; автор глоссы знал, что Даждьбог был сыном Сварога, а потому именно Гефеста, отца Гелиоса, он без колебаний определил как Сварога. Ведь существовала египетская версия, без сомнения, известная сирийцу Малале, о Гефесте (Птах) как отце Гелиоса — эту версию, скорее всего, механически и перенес на почву славянской мифологии болгарский автор[210].
С наибольшей вероятностью примем, что отцом Сварожича было небо, или Сварог, который представлял в славянской религии элемент индоевропейского прототеизма. Известно, с каким успехом небо выступало в роли родоначальника богов, например, в греческой мифологии. Что же касается «Сварожича» в деминутивном значении, то С. Урбаньчик обратил внимание, что «уменьшительная функция суффикса — ич-(-иц-) была бы чем-то исключительным»[211], а следовательно, существует очень малая вероятность, что предположение Брюкнера верно. В то же время ничто не мешает признать, что восточное славянство сохранило древнее определение огня как Сварожича, хотя наверняка задолго до 11 века там перестали употреблять имя Сварога, а со временем и вовсе забыли о его значении[212]. Наряду с этими двумя Сварожичами, Даждь-богом-Солнцем и Огнем, третьим Сварожичем мог быть месяц, или сын князя = государя[213], если титул князя был присвоен Сварогу аналогично германскому Тивазу, определенному Тацитом как regnator omnium deus. Однако предположения относительно месяца не имеют подтверждения в письменных источниках[214].
Вряд ли южнославянский пантеон насчитывал более трех божеств. Автор глосс в славянском переводе Малалы нашел в нем множество греческих мифологических персонажей, и если он воспользовался случаем вставить славянские аналогии только в двух местах, то эта его сдержанность говорит не в пользу существования развитого пантеона в традиции этой ветви славян. Четвертое божество, Огонь Сварожич, почитаемое на Руси, не было собственно антропоморфным богом, а только обожествленной стихией, как Гефест, прежде чем превратился в антропоморфного божественного кузнеца. Точно так же и Даждьбог Сварожич мог быть только обожествленным небесным телом. Если бы мы приписали Даждьбогу характер бога (антропоморфного), это был бы чуть ли не единственный признак преобразования южнославянского прототеизма в политеизм.
205
Оболенский. Там же. С. 16. Предположение Мансикки (Mansikka. Op. cit. S. 304), что упоминание о Перуне было русской глоссой, отпадает ввиду болгарского происхождения глосс о Свароге и Даждьбоге.
206
Под влиянием богомильства Даждьбог превратился в сатану, которому подчинялись души грешников, см. V. Jagic. Mythologische Skizzen 2 // ASPhil. 5. — 1881. S. 11; Cajkanovic. Op. cit. S. 94–97; Czajka. Op. cit. S. 39.
207
L. Malten. Hephaistos // REnc. 15, HB. — Stuttgart, 1912. S. 330. Cp.: Nilsson. Geschichte d. griech. Religion 1. S. 495–498.
209
О греческой мифологии см. исчерпывающую статью о Гефесте: Malten. Op. cit. S. 311–366. Сам Брюкнер (A. Bruckner. Starozytna Litwa, Ludy i bogi. — Warszawa, 1904. S. 69) писал: «Таким образом, центральная фигура в литовских солярных мифах не солнце, как у арийских народов, а бог-кузнец, который сумел и выковать его, и выпустить». Там же финские аналогии.
212
Утверждение Ягича (V. Jagic. Zur slavischen Mythologie // ASPhil. 37. — 1920. S. 495), что Сварожич не был ни Солнцем, ни огнем, не согласуется ни с глоссой перевода Малалы, ни с русскими проповедями, в которых Сварожичем называют огонь.
213
Впрочем, в новом фольклоре «князем» (месяцем), как выяснил Мошиньский (Moszynski. Op. cit. S. 455), называют только растущий, «молодой» месяц, а не убывающий. Но это может быть новой народной интерпретацией этого названия.
214
Упоминание в проповеди Иоанна Златоуста о идолопоклонниках, о жертвоприношениях язычников, в том числе и луне, является литературной реминисценцией, см. далее сноску 249: Запрещение «целовать луну», Mansikka. Op. cit. S. 254, по-видимому, имеет иноземное происхождение.