Данные замечания склоняют также чашу сомнений в отношении этимологии двух следующих божеств пантеона Владимира — Стрибога и Семаргла — в пользу иранской версии. О славянском происхождении Стрибога, которого Нидерле считал исконным и единственным богом славянского происхождения среди русских богов[275], можно свидетельствать мазовецкое название местности Стшибога (Strzyboga) (именительный падеж), однако его форма без суффикса (притяжательного) делает сомнительным сакральное происхождение. Возможно, что для названия этой местности справедливой является этимология Брюкнера, производившего название от strib− с элементом — yg, аналогично raryg[276]. Сходство же со Стрибогом Никона представлялось бы таким образом совершенно случайным, что же касается этого божества, то здесь следовало бы согласиться с этимологией, предложенной С. Пирхеггером, который возводил Стрибога к иранскому Срибагу с эпентетическим — т-; подобную же этимологию принимал и Фасмер[277]. Упоминание Слова о полку Игореве о ветрах, Стрибожьих внуках, которые веют с моря[278], согласуется с иранской версией[279]. Нидерле отрицал славянский характер следующего кумира — Семаргла, или же Сима и Ргела, как часто разделяют это странное для славянского уха имя. В то же время Брюкнер доказывал, что Сим, «как и Род, покровительствовал семье-фамилии», а значит, был домашним божеством[280], Ргел же был божеством плодородия[281]. Все это предположения, спорные с этимологической точки зрения[282], сомнительные — с семантической (бог плодородия!) и лишенные подтверждения в источниках, а стало быть, это всего лишь концепция на бумаге. Поэтому ничто нам не мешает трактовать это двучленное имя как единое целое и искать иранскую этимологию, восходящую к авестийскому saena-marēga-, что означает крылатое чудовище (перс. simurg, сказочная птица, гриф)[283]. В случае принятия иранского происхождения и этого божества пантеон Владимира стал бы наполовину иранским, что особенно убедительно подчеркивало бы влияние тмутороканского изгнания Никона на его происхождение. Вторую половину составляют имена исключительно славянские: Перун, Дажьбог и Мокошь, поскольку и последнюю, несмотря на некоторые финские аналогии[284], мы должны признать славянской, а схожесть с именем финского демона Мокши следует объяснять финским заимствованием из славянской мифологии, или же придется признать ее скорее случайным совпадением. Никон наверняка не имел финских контактов в Тмуторокане и маловероятно, что имел их в Киеве; одновременно славянское происхождение Мокоши наглядно иллюстрируют не только русские, польские и чешские названия местностей, но и этнографические данные. Поскольку, как говорил Брюкнер, «по странному стечению обстоятельств из всего канона Владимира только она одна в народной памяти сохранилась до сегодняшнего дня»[285], а именно в качестве домашнего демона, особенно пряжи и прядения, а также стрижки; однако это, по-видимому, не была изначальная функция Мокоши, если ее имя следует связывать со словом «мокнуть» (В. Ягич), то скорее всего она ассоциируется с дождем, столь важным в сельском хозяйстве атмосферным явлением; ее связь с Афродитой является ошибочной, как это выяснил уже Брюкнер[286]. Наверняка она выполняла функции демона и в 10–11 веках, а если Никон включил ее в пантеон, то, повидимому, из-за отсутствия информации о настоящих богах, хотя в печерском монастыре, известном уже по всей Руси, он мог встретиться с монахами из различных уголков Руси и получить ответ на вопрос о русском политеизме. Состав пантеона Владимира был, таким образом, показательным: только один подлинный славянский бог Перун и обожествленное солнце Даждьбог. Каталог общеславянских божеств, предложенный Брюкнером, в котором фигурируют: Сварог-Сварожич, Даждьбог, Род, или судьба, Велес, а предположительно также Хорс, Ргел, Стрибог, Мокошь[287], нельзя обосновать на основе русских источников.
276
Bruckner. Mitologia silowianska. S. 99. Существует также возможность культурного иранского влияния на население польских земель в эпоху Атиллы во время гуннского вторжения на южнопольские земли, см.: Lowmianski. Poczatki Polski. — Т. 2. S. 269–283, когда жители Малопольши взяли и самоназвание иранского происхождения — хорваты, ibidem. S. 135–142. Но в документе, датированном 1282 годом, упомянут ручей (rivulus) Striboc под Тчевом, на что обратил внимание Ленговский-Надморский (Legowski-Nadmorski. Bostwa i wierzenia religijne Slowian lechickich // Roczniki Tow. Nauk. w Toruniu 32. — 1925. S. 29).
277
S. Pirchegger. Zum altrussischen Gotternamen Stribog− // Zsch. f. slav. Philologie 19/1947. S. 311–316 (где также рассмотрены различные точки зрения на этимологию этого имени). Слово означает «прекрасного бога», что было, как считает автор, прозвищем Ахура Мазда, но приобрело значение самостоятельного имени, точно так же, как Ахура Мазда возник как прозвище Варуны. Следует отметить, что слово «Стрибага» с тем же успехом могло быть прозвищем иного бога, являвшегося объектом культа народности иранского происхождения из Тмутороканя. Другую этимологию предлагал Вей (М. Вей. К этимологии древнерусского Стрибогъ // Вопросы языкознания. — 3/1958. С. 96–99). Автор доказывает, что член Стри− возник из *peter — отец и первоначально имя этого божества звучало как *peter bhagos, небесный отец, Juppiter (ср.: *petruyos — *str-j’). Изменение имени могло произойти внутри славянского языка в отдаленную эпоху. Но мы не находим исторического обоснования для столь раннего восприятия этого имени славянами, тем более что они имели более обоснованные с исторической точки зрения имена Сварога и Перкуна для определения «отца Небесного». Восприятие должно было произойти через русскую колонию в Тмуторокани, а значит, где-то в пределах 10–11 века. Как одна, так и другая этимология отвечает пониманию этого божества Нидерле (Niederle. Op. cit. S. 119), который, приписывая слову славянскую этимологию, писал: «Первым богом в том русском кругу и единственным славянского происхождения является Стрибог». Этот автор считал Стрибога богом ветра. В то же время Топоров (Топоров. Фрагмент. С. 27), принявший этимологию Вейя, считает это божество славянским эквивалентом Юпитера и составляет, в соответствии с концепцией Дюмезиля, великую славянскую троицу: Стрибог-Перун-Волос. К сожалению, только средний член представляет древнее подлинно славянское божество, в то время как два остальных были введены в 10–11 веках. На иранском происхождении имен Сварог и Стрибог настаивал Урбаньчик (Urbanczyk. О rekonstrukcje. S. 37). Шютц (Schutz. Op. cit. S. 91) рассматривал в одной славянской плоскости оба имени на — бог: Стрибог и Даждьбог, ввиду их аналогичной структуры, не принимая во внимание возможность, что это была индоевропейская структура, а не исключительно славянская.
278
Слово о полку Игореве. — стр. 183–186: «Се ветри, Стрибожи внуци, веютъ съ моря стрелами на храбрыя плъкы Игоревы».
279
Из текста вытекает, что автор Слова считал Стрибога божеством приморского населения, приносящим с помощью ветров половецкие стрелы в русскую сторону. Аничков (Аничков. Op. cit. С. 340) полагал, что Стрибог — это русский бог, и не мог понять, как он мог помогать врагам Руси. Поэтому он делал вывод, что слова о внуках Стрибога не относятся к ветрам, а являются определением nomen gentis, обращенным в форме апострофы к потомкам Стрибога. Сомнения Аничкова, как мы видим, не были обоснованными, а выделение апострофы нарушает естественный ход мысли автора Слова и не находит аналогии в его стиле. Справедливо отверг эту интерпретацию Аничкова Ржига (В. Ржига. Слово о полку Игореве и древнерусское язычество // Slavia 12. — Praha, 1933–1934. S. 430, сноска 4; в то же время Унбегаун (Unbegaun. Op. cit. S. 400, сноска 2), ставя точку над і, заключил, что выражение о внуках Стрибога «относится безусловно к русичам, а не к ветрам, как это обычно принято считать», и тем самым внес дополнительную путаницу в научную литературу.
280
Niederle. Op. cit. S. 124 (автор сопоставляет различные точки зрения на это божество). Bruckner. Mitologia slowianska. S. 96.
282
Jagic. Op. cit. S. 504 (поддерживает точку зрения Нидерле); Vasmer. Sim. // REWort. 2. S. 625; ср.: Mansikka. Op. cit. S. 396.
284
Литературу по данной проблеме и различные точки зрения составил Фасмер (Vasmer. Mokosa // REWort. 1. S. 148: в литературе доминирует славянская этимология, в пользу которой высказывается и этот автор; Фасмер, Топоров 2. С. 640. Аничков (Аничков. Там же. С. 275) связывал это божество с мордвинским (финским) названием Мокша и финским фольклором. Против славянского характера Мокоши высказывался и Мансикка (Mansikka. Op. cit. S. 395), не говоря уже о Хаасе (Haase. Op. cit. S. 42) — суждение этого автора не было самостоятельным. В то же время Нидерле (Niederle. Op. cit. S. 122) не сомневался в славянской этимологии этого имени, которое вслед за Ягичем связывал со словом «мокрый» и т. д. Он сравнивал Мокошь с Афродитой и Аштартой.
285
Bruckner. Mitologia slowianska. S. 88. В Польше есть географические названия Мокошь, Мокошница, Мокошин (Slownik Geograficzny 6, 1885. S. 621), сюда же, возможно, относится и Монкошин (ibidem. S. 218). Производные от Мокоши названия местностей выступают также в Полабье, R. Trautmann. Die elbund ostseeslavischen Ortsnamen 1. — Berlin, 1948. S. 108. Витковский (T. Witkowski. Mythologisch motivierte altpolabische Ortsnamen // Zsch. f. Slavistik 15. — 1970. S. 369) считает, что существование в одном и том же районе Стральсунд названий мифологического происхождения — Prohn (Перун) и Muuks/Mukus (Мокошь) доказывает, что они представляют собой след культа этих божеств, так же, как и в русских источниках они упоминаются вместе. Соседство в русских источниках вытекает из литературной комбинации и не имеет ценности как доказательство. Но в то же время имя Мокоши может указывать на культ этого демона. Название Prohn могло возникнуть в месте удара молнии, что не служит доказательством культа самого Перуна.
286
О культе Мокоши см.: Bruckner. Mitologia slowianska. S. 88; Η. Φ. Лавров. Религия и церковь // История культуры древней Руси 2. — М.-Л., 1951. С. 69; о иных этнографических данных: С. А. Токарев. Религиозные верования восточнославянских народов 19 — начала 20 века. — М.-Л., 1957. С. 119–120. Однако Мошиньский (Moszynski. Op. cit) описывая религию славян, не рассматривал, насколько я смог заметить, этого демона. Не потому ли, что не считал его славянским? S. Urbanczyk. Mokosz // SSSlow. 3. S. 278.