Б. Полидоксия
После того, как мы исключили политеизм как форму, которая начала формироваться на Руси только в 10 веке в условиях государственного устройства из системы изначальных славянских верований, мы получаем общие очертания религии, свойственной племенной эпохе: это была полидоксия, увенчанная прототеизмом, который локально выражался в культе Перуна, олицетворявшего собственно божество неба — повелителя грома и молний. Уже ранней русской литературе не было чуждо разделение этих двух этапов языческих верований. Речь Философа представила их на библейском фоне. Иными словами, после разделения языков люди разошлись по миру и приняли разные обычаи, а поддавшись дьявольскому учению, приносили жертвы рощам, рекам и колодцам. За этим лаконичным описанием скрывался культ природы и вообще полидоксия. Но затем наступил второй этап: дьявол ввел людей в великое заблуждение, а посему они начали ставить идолов — деревянных и медных, мраморных и золотых, почитали их, приводили своих сыновей и дочерей и убивали перед изваяниями, так была осквернена вся земля[302]. Как показал А. А. Шахматов, Начальный свод (а в соответствии с нашей концепцией, игумен Никон) включил почти дословно упоминание о культе вод и рощ в рассказ о полянах[303]. Показательно, что он не вставил в этот рассказ вторую часть речи Философа об идолопоклонстве, в чем нам следует видеть указание на то, что в киевской традиции 11 века не сохранилась память об этой форме культа в догосударственную эпоху. В то же время летописец вставил слова Философа об идолопоклонстве, а именно о приведении сыновей и дочерей к идолам и об осквернении земли жертвами, в рассказ о пантеоне Владимира. Это еще одно подтверждение тезиса о «государственном» происхождении политеистических тенденций на Руси.
О языческих верованиях мы узнаем из христианских источников, которые напоминали населению о его языческих заблуждениях и требовали отречься от них. На этой основе возможно составить представление, и то только в самых общих чертах, о завершающем этапе уже исчезающего язычества, но в то же время открытым остается вопрос о его более ранних этапах, не освещенных в современных им письменных источниках. Реконструкция славянской полидоксии, осуществленная в научной литературе, демонстрирует как раз позднюю картину язычества, по которой трудно судить, насколько она отклонилась от изначальных, то есть дохристианских, верований, поскольку метод ретрогрессии бессилен при отсутствии критериев контроля в виде современных источников. Исключение составляет сообщение Прокопия, однако оно слишком лаконично и по этой причине недостаточно. В этой не слишком удачной ситуации исследователя спасает одно обстоятельство: полидоксия в отличие от политеизма характеризуется большим консерватизмом. Полидоксия представляет собой продукт бесконечно долгого процесса становления религии и воздействия группы на индивидуума в эпоху очень медленных изменений в общественной структуре, что должно было привести к идеологическому консерватизму. Элементы полидоксии долгие века сохранялись в народе и после его крещения, а потому можно исходить из того, что в раннем средневековье и вообще до более или менее прочного укоренения христианства в широких массах населения, что произошло приблизительно в 12 веке, традиционные верования сохраняли в общих чертах свой изначальный характер. Если бы мы могли их воспроизвести, исключив из них возможное влияние христианства, мы получили бы образ изначальных верований, правда, не адекватный, но приблизительный и дающий достаточно точное представление об архаичной славянской полидоксии. Но при таком подходе исследователь натыкается на иного рода риф, которого трудно избежать, — это неточности в источниках, в которых сообщаемые данные о реликтах язычества не всегда соответствуют действительности — не столько, может быть, по причине ошибочного наблюдения, сколько вследствие описания с помощью ошибочных методов. Ошибки проистекали из двух главных причин: 1) готового, искажающего славянскую действительность, схематичного представления о системе языческих верований в глазах христианского духовенства, описывавшего эти верования; 2) смешивания в описаниях данных, взятых из действительных наблюдений, с литературными заимствованиями, не соответствующими актуальной действительности. Результаты применения обоих этих ошибочных методов в русской литературе рассмотрел Е. В. Аничков в своей работе, посвященной языческой религии Руси. Что касается схематичного образа язычества, представленного в русской литературе, то, по мнению автора, этот образ восходит в конечном итоге к библейским мотивам. Христианскому почитанию Бога — Творца всего сущего противостояли два языческих культовых круга: культ богов, неоднократно осуждаемый в Библии и приговоренный к уничтожению (Второзаконие 7, 5: «Но поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканы их сожгите огнем»), а также культ «твари» (Послание св. апостола Павла к римлянам 1, 25: «Они заменили истину божию и поклонялись и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь»)[304]. Это не были две взаимоисключающие схемы язычества, как, похоже, склонен с оговорками считать Аничков, а скорее два аспекта одной схемы. Трудно говорить об относительной хронологии обеих соответствующих концепций в русской религиозной литературе, как это делает Аничков[305], тогда как обе они проявляются уже в Речи Философа и в русском летописании 11 века, как мы уже выше отмечали. В то же время в истории религии раньше проявляется культ «тварей» (полидоксия), чем культ богов (политеизм), что сознавали и авторы двух вышеупомянутых источников. На первый взгляд, оба культовых круга принципиальным образом искажают образ религии славян. Культ богов в этой религии, собственно, не имел значения, культ тварей, или природы, не исчерпывал всей полидоксии. Однако, если мы внимательнее присмотримся к русской версии этой схемы, то заметим, что она существенно отличалась от фактического состояния только в пункте выделения политеизма. Без сомнения, под влиянием этой схемы русские проповеди непрестанно порицали почитание богов, перечисленных поименно, но в своем большинстве (кроме Перуна и демона Мокоши) фиктивных. В случае же полидоксии данную схему можно считать почти исчерпывающей. Прежде всего понятие «культа богов» не было на Руси идентично понятию политеизма. Слово «бог» ввиду отсутствия у славян развитого политеизма служило для определения демона, а русские литераторы называли бесами обе категории мифологических существ, богов и демонов, не делая между ними различия. Таким образом, первый культовый круг охватывал также и демонологию, составляющую важный раздел полидоксии. Что же касается культа тварей, то в него можно включить не только культ природы, но и культ мертвых, поскольку человеческая душа тоже является Божьим творением. В конце концов вне сферы двух схем оставалась бы только магия, однако она была тесно связана с другими областями полидоксии. Но с источниковедческой позиции схема искажала образ религии славян, приукрашивая его и привнося в него более сложные, политеистические черты, и в то же время она не ограничивала богатства содержания верований, отраженного в литературе: как раз о магии, которой не нашлось места в схеме, мы находим, пожалуй, более всего данных. Таким образом, источники, независимо от схемы, позволяют проанализировать все четыре области полидоксии: культ природы, культ мертвых, магию и демонологию.
302
ПВЛ. С. 112. Аничков. (Там же. С. 264) считал, что периодизация языческих верований является отражением взглядов соборного клира киевской св. Софии. Однако анализ соответствующего отступления в Речи Философа говорит о русском происхождении упоминания о почитании рощ и вод, см. далее сноску 306. Слова из Речи Философа говорят в пользу точки зрения Брюкнера. Под их влиянием была составлена более поздняя периодизация языческих верований в Слове св. Григория о идолопоклонниках, Гальковский. 2. С. 24, 33; Аничков. Op. cit. С. 385.