Итак, в сфере полидоксии библейская схема не составляет препятствия в процессе исследования источников, разве что заставит отнести какого-нибудь демона вроде Мокоши к категории богов. Затемняет картину полидоксии только недобросовестный литературный метод, стирающий границу между фактическими верованиями и отраженными в памятниках литературными заимствованиями, а также собственными домыслами или вообще измышлениями авторов описаний. Главными источниками сведений о полидоксии являются церковно-правовые памятники, в частности: Ответы митрополита Иоанна 2 (1080–1089), так называемые Вопросы Кирика, Сабы и Илии (1136–1156), Поучение епископа Нифона, а также многочисленные церковные уставы, синодальные решения, постановления и т. п.[306], в особенности многочисленные проповеди, «слова», сохранившиеся в позднесредневековых переложениях, переполненные вставками и требующие скрупулезного источниковедческого анализа. Их зачастую сомнительный характер лучше всего виден на примере упоминаний о политеизме, относительно хорошо известном из более ранних источников. Повторяются имена, приведенные в Повести временных лет, а если, например, некий Переплут, неизвестный древним источникам, неожиданно появляется в тексте об идолопоклонниках, приписываемом св. Григорию, то его подлинность как бога не подтверждается ничем, хотя можно предположить, что он представлял искаженную форму какого-то демона[307]. Даже там, где в проповеди есть указание на новое наблюдение, рекомендуется быть очень осторожным. Например, в изречения святого Григория после упоминания о уже отвергнутом Перуне добавлена вставка: «и сегодня в отдаленных местах молятся ему, проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и Вилу»[308]. Эта явная, казалось бы, вызывающая доверие глосса к упоминанию о Перуне, противопоставляет центры, в которых христианизация имела больший успех, отдаленным районам, еще сохраняющим языческие традиции в 14 веке, когда этот текст возник. Но упоминание в глоссе непосредственно после Перуна о Хорсе, как и в летописном описании пантеона Владимира, а также упоминание о Мокоши, которая это описание завершает[309], указывает на литературное, точнее летописное, происхождение глоссы. Приведенное же имя Вила в мужском роде вместо женских демонов вил свидетельствует о некомпетентности автора вставки в вопросах мифологии и тем более рождает пессимизм в отношении достоверности глоссы. Ведь и упоминание об отдаленных местах может выражать только предположение автора, что где-то далеко еще сохраняется культ богов, о которых он сам читал в литературе, хотя в действительности их культ либо был забыт (Перун), либо никогда не существовал на Руси (Хорс), либо имел иную форму, нежели та, что была представлена в глоссе (Мокошь, вилы). Одним словом, полагаться на эту глоссу не стоит.
306
Сопоставил эти источники и критически рассмотрел Мансикка (Mansikka. Op. cit. S. 234–280).
307
Как предполагал Мансикка (Mansikka. Op. cit. S. 172). Он упомянут в Слове св. Григория о идолопоклонниках, Гальковский. 2. С. 23 (ср. 35): «и Переплутоу и верьтячеся пьютъ умоу въ розехъ…», ср.: S. Urbanczyk. Pereplut // SSSlow. 4. S. 59, сопоставлены различные интерпретации этого демона.
308
Слово св. Григория о идолопоклонниках, Гальковский 2. С. 25 (Паисьев сборник — 14 в.): «но и ноне по оукраинам моляться ему проклятому богу Перуну и Хорсу и Мокоши и виду», где последнее слово является очевидной ошибкой, здесь должно быть множественное число, которое и употреблено в других (более поздних) переложениях этого слова: виламъ и т. п., Гальковский. 2. С. 25, 27, сноска 44, 33. Ср. Аничков. Там же. С. 385; Mansikka. Op. cit. S. 163.
309
В данном Слове между Хорсом и Мокошыо опущены имена трех богов: Дажьбога, Стрибога и Семаргла: в Слове некоего Христолюбца, Гальковский 2. С. 41, ср.: Аничков. Op. cit. С. 374; Mansikka. Op. cit. S. 149, также опущены в аналогичном контексте божества Дажьбога и Стрибога, но зато сохраняется (после Мокоши) «и въ Сима въ Рьгла». Аничков (Op. cit. С. 229) в связи с этим пропуском выразил суждение, что невозможно доказать, что оба Слова использовали имена из летописного пантеона Владимира. И это притом, что он сам утверждал зависимость этих произведений от летописного текста. Однако, принимая во внимание, что в Слове Григория имена приведены в той же последовательности, что и в летописи и что достоверно известно только об одном самостоятельном перечислении пантеона, то есть в летописи, мысль о независимом происхождении имен пантеона в проповедях можно считать необоснованной и неправдоподобной.