Культ природы. Убеждение, свойственное христианской литературе, что «культ тварей» составлял характерную черту языческого мировоззрения, заставляет быть особенно осторожным в оценке достоверности информации об этой области верований, описания которой могли быть искажены шаблонными преувеличениями. Одновременно обнаруживается проблема иного рода: следует ли понимать отмеченный в источниках культ природы дословно или же в некоторых случаях только как определение культовых мест. А следовательно, означал ли культ вод и рощ, отмеченный в русском летописании 11 века[314], обожествление этих объектов природы или же только почитание их как обиталища духов. Исследователи склоняются ко второй интерпретации[315]. Эту точку зрения, как кажется, подтверждает замечание киевского митрополита Иоанна 2 (1080–1089) о людях (на Руси), которые приносят жертвы бесам, болотам и колодцам[316]; хотя эта формулировка включает вставку, противоречащую русским сообщениям, так как не о болотах, а о реках и озерах вспоминают местные источники, свидетельство это не так легко поставить под сомнение ввиду его официального происхождения. Другие источники наряду с водами и рощами указывают и иные объекты культа природы. Епископ туровский Кирилл (12 в.) в проповеди на Вербное Воскресенье выражает радость, что уже не почитают как богов солнце и огонь, источники и деревья, а отцы не убивают детей в жертву (богам)[317]. Последние слова доказывают знакомство с легендой о мученичестве варягов и тем самым заставляют принять во внимание литературный характер всей речи оратора. Поэтому и его слова о почитании солнца и огня требуют проверки. Так, в Слове некоего Христолюбца, текст которого не обнаруживает признаков литературного происхождения, говорится, что «огню молятся, называя его Сварожичем»[318]. Проповедник вспоминает не о боге с таким именем, а о природном явлении, почитаемом как божество. В другом месте тот же источник объясняет: «молятся под овином огню». Овин, то есть сарай для сушки зерна, в качестве места отправления языческого культа указан и в юридическом источнике: редакция церковного устава Владимира 1, составленная в Новгороде в 13 веке, велит предавать церковному суду тех, кто молится под овином, в роще или у воды[319]. Сущность культа под овином разъясняет Слово святого Григория о идолопоклонниках: огонь сушит и дает урожаю созревать, после чего добавляет: проклятые чтут юг и поклоняются, обратившись на юг[320]. Таким образом, становится ясно, что мы имеем дело с аграрным культом огня Сварожича, а также с культом «юга», который нельзя иначе понимать, как только в связи с солнцем. А следовательно, приведенные ранее слова Кирилла Туровского о почитании солнца и огня приобретают реальное значение. Этот список природных объектов культа дополняет Слово Иоанна Златоуста об идолопоклонниках, упоминающее о камне, который наверняка выполнял ту же функцию, что воды и рощи[321]. Другие позиции в этот список добавляет апокриф Хождение Богородицы по мукам, перечисляя в качестве объектов божественного культа те вещи, которые в действительности были созданы Богом: солнце и луну, землю и воду, зверей и змей[322]. На литературное происхождение этого списка указывает упоминание здесь культа зверей и змей, не известного источникам, относящимся к Руси, кроме анонимного арабского замечания о почитании волов и следов поклонения (?) туру в былинах. Петухи и куры, приносившиеся богам в жертву[323], в силу этого не могли быть предметом культа и, скорее, имели значение магического средства, равно как и козлы, бараны и кони[324]. В конце концов мы можем убедиться, что в достоверных источниках нашла отражение немногочисленная группа объектов культа, взятых из природы, а именно некоторые явления, имевшие огромное значение для аграрного общества (солнце и огонь), а также, по-видимому, обиталища демонов и места жертвоприношений им — воды, рощи, камни. Впрочем, и непосредственного культа этой последней категории тоже нельзя исключать. Источники не позволяют с уверенностью утверждать существование зоолатрии. К волам, скорее, существовало особое уважение ввиду их использования в сельском хозяйстве.
314
В Речи Философа читаем: «И по дияволю научению ови рощениемъ и кладяземъ и рекамъ жьряху, и не познаша Бога», ПВЛ. С. 112 (986 г.). Львов (А. С. Львов. Исследование Речи философа // Памятники древней русской литературы. — М., 1968. С. 387–388) считает приведенные слова русской вставкой к словам: «и не познаша Бога», которые должны относиться к изначальному тексту. Ср.: Лихачев. Повесть временных лет 2. С. 333. Однако отсюда должен был перенять свое утверждение о полянах Начальный свод (Никона): «бяху же погане, жруще озером и кладязем и рощениемъ, якоже прочии погании», НПЛ. С. 105. Последние слова (в разрядке) указывают на то, что автор почерпнул фразу из текста, относящегося к язычникам вообще, что может относиться только к Речи Философа, как это полагал уже Шахматов. Тем не менее перенесение этого замечания о языческом культе на русскую почву доказывает, что аналогичный культ существовал и на Руси. О культе воды, деревьев и животных на Руси: Haase. Op. cit. S. 136–143 (вода), 154–163 (деревья и растения).
315
Так, например, Нидерле (Niederle. Op. cit. S. 76) считал, что народ, отдавая почести этим объектам природы, «поклонялся существам, в них заключенным…» Также и Брюкнер (Bruckner. Mitologia slowianska. S. 42) писал: «Роща или дерево никогда не является богом, а лишь его излюбленным местом пребывания». Так же считал и Мошиньский (Moszynski. Op. cit. S. 518) относительно деревьев (в полемике с Маннхардтом и Фрэзером); в то же время, признавая воду обычным местопребыванием духов и демонов, он говорил и о ее культе, или обожествлении (С. 507). Но если существовал культ воды, не видно причины, почему бы не обожествлять и деревья, только их культ мог исчезнуть раньше, что, впрочем, не совсем ясно. Во всяком случае культ объектов природы относился наряду с магией и культом мертвых к древнейшим формам полидоксии.
316
L. К. Goetz. Kirchenrechtliche und kulturgeschicht/iche Denkmaler Altrussland. — Stuttgart, 1905. S. 141.
317
Текст этого Слова недавно перепечатал Еремин (И. П. Еремин. Литературное наследие Кирилла Туровского // ТОДРЛ. 13. — 1957. С. 415): «Обновися тварь; уже бе не нарекуться богомъ стухия: ни солнце, ни огнь, ни источници, ни древеса. Отселе бо не приемлеть ад закалаемых отци младенци, ни смерть почьсти; преста бо идолослужение, и погубися бeсовьское насилье крестным таинством, и не токмо съпасеся человечь род, но и освятися Христовою вeрою».
318
Гальковский 2. С. 41: «огневи ся молять, зовуще его Сварожицемь…» И далее там же. С. 43: «моляться подъ овином огневи…» Аничков. Op. cit. С. 374, 377.
319
PRPrava 1. S. 245. — ст. 6: «или кто молиться под овиномь, или в рощениьи, или у воды…» Высказано предположение, что это были культовые формы «в некоторой степени охристианенные», т. е. христианские молитвы совершались не в тех местах. Я. Н. Щапов. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. — М., 1972. С. 48. Однако Слово некоего Христолюбца, см. предыдущую сноску, свидетельствует о том, что под овином совершались языческие молитвы (огню).
320
Гальковский 2. С. 25: «огнь творить спорыню сушить и зрееть, того ради оканини полуденье чтуть и кланяються на полъднь обратившеся». Аничков. Op. cit. С. 386.
321
Гальковский 2. С. 60: «А друзии огневи и камению и рекамъ и источникомъ…» О древнем почитании камней у других славян см.: Niederle. Op. cit. S. 28; о камнепоклонничестве у славян вообще: Moszynski. Op. cit. S. 514–516; на Руси: Haase. Op. cit. S. 177. В этом источнике в начале мифологического описания содержится схематичное упоминание, имееющее, повидимому, литературный характер: «и крещения отвергоша и приступиша къ идоломъ и начаша жрети молнии и грому и солцю и луне. А друзии Перуну, Хоурсу…» Если бы не контекст, заслуживало бы внимания упоминание о поклонении Перуну, которое, несмотря на литературное происхождение, могло бы соответствовать действительности.
322
См. выше. О шаблонном содержании этого замечания см. Mansikka. Op. cit. S. 288. Особая честь оказана в восточнославянском фольклоре матери-земле (мать земля сырая) как объекту природы; из источников, однако, не следует, что это был религиозный культ, выражавшийся в признании ее покровительства, жертвоприношениях, молитвах. Научная литература также не уделила этому почитанию особого внимания. Подробно им занялся только Комарович (В. Л. Комарович. Культ рода и земли в княжеской среде 11–13 вв. // ТОДРЛ. — 16/1960. С. 97–104, однако из его выводов не вытекает религиозный характер этого культа. Древнейшим восточнославянским свидетельством этого культа на Руси считаются слова, заключенные в полемическом тексте (конец 11 века) против латинников, приведенном в Повести временных лет (ПВЛ. С. 145 (988 г.)): «Пакы же и землю глаголють материю. Да аще ли по сихъ разуму земля есть мати, то почьто плюеть на матерь свою?» Этот упрек, направленный против латинников, якобы не имел обоснования, а потому был признан русской вставкой, соответствующей восточнославянским народным верованиям, отраженным в былинах, сказках, заклятиях («ты небо — отец, ты земля — мать»), песнях и обрядах, см.: Д. С. Лихачев. Повесть временных лет 2. М.; Л., 1950. С. 341 (где также приведена литература по данной проблеме). Однако представляется сомнительным, чтобы русский автор отягощал латинников ответственностью за русские народные верования. Приведенный упрек имеет греческое происхождение и приписывает католической доктрине народные верования из латинской сферы. Мы также имеем здесь дело с отражением индоевропейского космогонического мифа, свойственного как славянам, так и Западу. Нет данных также ни об антропоморфизации земли, ни о демонах, ее представляющих. Замечания Стрыйковского (М. Stryjkowski. Кrоnіка polska, litewska, zmodzka i wszystkiej Rusi 1. — Warszawa, 1846. S. 147) о «боге земленнике», почитаемом не только в Литве и Лифляндии, но «и в некоторых русских землях», — это только литературная реминисценция литовского демона по имени Семепатес, или zemepacius, то есть «властелин земли», М. Mazvydas. The Old Lithuanian Catechizm. Assen, 1911. S. 8.
324
О козлах и баранах: В. Я. Петрухин. Ритуальные обряды из курганов Гнездова и Чернигова // Вестник Московского университета. Сер. 9. История. — 2/1975. С. 85–92. В ритуальном обряде варили в котле козла или барана (в сер. 10 века; здесь соединились скандинавские и славянские обычаи). Конечно же, и речи не идет о культе этих животных. О конях, в частности в погребальных обрядах: Z. Rajewski. Коn w wierzeniach и Slowian wczesnosredniowiecznych // Wiadomosci archeologiczne. — 39/1975. S. 516–520. В качестве материала для сравнения можно привести захоронения животных, особенно коней и собак, в славянских могилах в Чехии, Z. Krumphanzlova. Die Ausstattung der Burgwallzeitfriedhofe in Bohmen und ihre rituelle Bedeutung // VPSlov. — 7/1972. S. 181. О почитании животных у славян: Niederle. Op. cit. S. 71–73; этот автор говорит также о тотемизме, но при современном состоянии исследований этот вопрос можно опустить. О почитании животных на Руси: Haase. Op. cit. S. 217–227.