Слова Лукреция согласуются с наблюдениями современной этнографии, например, Леви-Брюль называет страх причиной могущества сверхъестественных сил и их культа у «примитивных» народов[27]. Автор, однако, не считает это чувство единственной причиной культа. Значительно далее в этом направлении идет Б. Малиновский, приводя целую гамму эмоциональных состояний и обстоятельств: «как магия, так и религия вырастают и действуют в ситуациях напряжения чувств, в переломные моменты жизни, при трудностях, при важных предприятиях, перед лицом смерти, при проникновении в тайны, в племенных мистериях, в несчастной любви и в неутолимой ненависти. Как магия, так и религия позволяют выйти из таких ситуаций и тупиков, из которых нет выхода эмпирическим путем, лишь только посредством ритуала и веры, со сверхъестественной помощью»[28]. Далее автор делал вывод: «Максима, что страх создал первых богов во вселенной, в свете антропологии наверняка не является истиной»[29]. И это утверждение требует обязательной поправки: страх не был исключительной причиной культа. Однако исследователей не особенно интересовали эмоциональные условия, при которых формировалась религия и которые представляли собой действительно богатый, но при этом неизменный, набор элементов. Главным же предметом исследований стало развитие религиозных представлений, отличающихся разнообразием и изменчивостью форм и проецирующихся на историю духовной культуры.
Научные исследования истоков религии начались в середине 19 века; они основывались первоначально на эволюционизме и выводили из первобытной формы, опирающейся на один основной элемент, последующие, все более высокие и более сложные, этапы религиозных верований. Первую громкую теорию (если не принимать во внимание более раннее открытие фетишизма у народов Африки)[30] создал Макс Мюллер, связавший древнейшую религию с объектами и явлениями (силами) природы, доступными наблюдению человека, обожествленными им в религиозном культе[31]. Другую громкую и пользующуюся еще большим признанием, чем первая, теорию развил Э. Б. Тайлор, усмотревший истоки первобытной религии в явлении человеческой души, которая на последующем этапе положила начало культу духов, а также природы[32]. Это была теория, глубже осмысленная, чем культ природы М. Мюллера, и подтвержденная обширным материалом, что, однако, не помешало И. Г. Фрэзеру говорить о приоритете другого фактора — магии[33], которую, впрочем, в соответствии с господствующей точкой зрения он отличал от религии. Таким образом, три ранее приведенных потенциальных источника религии были действительно приняты в качестве ее основы как указанными исследователями, так и многими другими. Однако ни одна из этих теорий, несмотря на первоначальный успех, не смогла утвердиться в науке[34], что побуждало других исследователей искать новые решения, более специальные, из которых наибольший резонанс получили: тотемизм, провозглашенный изначальной формой религии и общественной организации, однако в действительности слишком сложный и лишенный черт, которых можно было бы ожидать от первобытной религии[35]; теория об изначальной сверхъестественной силе мана, уже упомянутой нами ранее; пользовавшаяся когда-то большим признанием теория прамонотеизма, которую отстаивал В. Шмидт на основе огромного материала, собранного миссионерами с большим усердием, но с меньшим критицизмом[36].
Неудачи всех этих попыток монистического объяснения истоков религии побуждают исследователей признать возможность плюралистичности этих истоков[37]; этот плюрализм, впрочем, можно обнаружить уже в древнейших обществах, оставивших археологические следы религии или магии в погребальных обрядах, в свидетельствах обхождения с останками людей или животных. С большой вероятностью в соответствующих исторических свидетельствах проявляется вера в продолжение человеческой жизни после физической смерти, что видно по тому вниманию, которое оказывалось телу умершего человека, а также по тем, вероятнее всего, магическим практикам, которые к нему применялись. Эти данные относятся к древнейшим эпохам, начиная с раннего палеолита, и во всяком случае ко времени, предшествующему возникновению вида homo sapiens[38]. Отчетливо выделяется в качестве древнейшей известной религиозной формы плюрализм верований, или первобытная полидоксия; правда, не представляется возможным обнаружить все элементы религии того времени, поскольку археологические источники не дают и не могут дать для этого основания, подобно тому, как невозможно установить, каким в действительности, а не по данным источников, был первобытный плюрализм. Можно только выдвигать в этой сфере ни к чему не обязывающие предположения. Например, на изначальность, возможно, более всего может претендовать магия, несправедливо противопоставляемая религии по тому принципу, что влияет на ход событий через оказание механического давления, в то время как в религии человек занимает позицию моления. Легко убедиться, что это противопоставление касается вторичного момента, в то время как сходство между двумя явлениями имеет принципиальный характер: магия так же, как и религия, основана на вере в сверхъестественную силу (то есть на придании соответствующих свойств определенным объектам); наравне с религией она использует эту силу для получения необходимых человеку результатов, что отвечает культовому аспекту религии. Различие между магией и религией, второстепенное по своей природе, состоит в том, что первая наделяет сверхъестественной силой самого совершающего обряд человека[39], в то время, как религия приписывает подобную силу внешним факторам. Отсюда в магии повеление исходит от самого человека, который в религии обращается с просьбой к внешнему фактору. Возникает вопрос, с чего человек начал свои эксперименты в сфере сверхъестественного — с себя или с внешних сил? Импульсы, берущие начало в «пожелательном мышлении», шли скорее по линии наименьшего сопротивления, обращаясь в сторону самого человека. Об этом свидетельствует широкое распространение магии у самых первобытных народов при слабом проявлении других элементов полидоксии, как это показал уже Фрэзер[40], а также распространенность на всех этапах развития религии магических практик, не чуждых даже высоким цивилизациям в форме пережитков и не менее красноречиво свидетельствующих о некой естественной склонности человека к приписыванию себе особой внутренней силы даже тогда, когда он отвергает концепцию сверхъестественного мира. Таким образом представляется возможным, что первобытный человек, вооруженный только опытом магических практик, обратился за помощью и к внешним сверхъестественным силам, на которые первоначально, по-видимому, сам оказывал воздействие средствами магического принуждения. Однако в исследовательской практике вопрос об изначальности магии не имеет значения. В качестве известного по источникам исходного пункта религии можно принять полидоксию, состоящую, скорее всего, из трех элементов, поскольку наряду с магией и верой в души мертвых нельзя обойти и древнейший «культ природы», так свойственный собирателям и охотникам. Очень древним элементом полидоксии, хотя и более поздним по отношению к тем элементам, следует считать культ демонов, или духов, отделенных (по модели души?) от конкретных предметов и явлений природы. Только в сфере цивилизации сформировался политеизм, а также монотеизм, генезису которых стоит посвятить особое внимание. Но пока рассмотрим основополагающую проблему функции религии.
27
L. Levy-Bruhl. Le surnaturel. S. 24: «Страх был тайной причиной всей мощи богов. Страх был главным и часто единственным мотивом, который побуждал к действию самых усердных и самых упорных из их служителей».
28
В. Malinowski. Magia, nauka i religia // Szikce z teorii kultury. — Warszawa, 1958. S. 462.
30
Ch. de Brasses. Du culte des dieux fetiches, ou parallele de l'аnсіеnnе religion de ÍEgypte avec la religion actuelle de la Nigritie. — Paris, 1760.
31
M. Muller. Essai de mythologie comparee (перевод с английского). — Paris, Londres, 1859.
32
E. B. Tylor. Primitive Culture: Researches into the Development of Mythologie. Philosophy, Religion, Art and Custom. — 1871. Далее цитируем по переводу З. А. Коверских под иным названием «Первобытная цивилизация» (Cywilizacja pierwotna etc. 1–2. — Warszawa, 1896–1898). Почти половину своего труда (главы 11–17) автор посвятил проблеме анимизма.
33
Фрэзер (Frazer. Op cit. S. 77.): «Если на известных нам наиболее примитивных стадиях развития общества присутствие магии проявляется столь явно, а отсутствие религии так сильно бросается нам в глаза, мы имеем право предположить, что цивилизованные расы мира также прошли в своей истории такую интеллектуальную фазу, когда они пытались склонить великие силы природы к послушанию, прежде чем подумали о возможности снискать их расположение при помощи жертв и молитвы».
34
Подробное и ценное описание развития религиоведения можно найти в работе Т. Маргула (Т. Margul. Sto lat nauki о religiach swiata. — Warszawa, 1964).
35
Теорию тотемизма как первобытной религии создал Э. Дюркейм (Е. Durkheim. Les formes elementaires de la vie religieuse. Le systeme totemique en Australie. — Paris, 1912/1925). Автор критиковал теории Тайлора и Мюллера (S. 67–122).
36
Письменные данные о религии, которыми мы располагаем, относятся к последним нескольким тысячам лет, однако древнейшие из них касаются цивилизованных народов, тогда как этнографические материалы относятся уже к современной эпохе. Поэтому только сохранившиеся элементы с архаическими чертами, соответствующими сознанию первобытного человека, могут приниматься во внимание при реконструкции первобытных верований. «Прамонотеизм» представляет собой форму синтетического мировоззрения, чуждого первобытному сознанию, поэтому мы должны считаться в его концепции либо с понятийными вставками этнографов (особенно миссионеров), либо с проникновением в мировоззрение первобытных народов монотеистических влияний, либо, наконец, с распространением прототеизма. Только В. Шмидт (W. Schmidt. Der Ursprung der Gottesidee 1–12. — Munster i. W., 1926–1955 ср. T. 6 (1935), Endsynthese. C. 480) избегал постановки проблемы, считая, что первобытные народы узнали прамонотеизм благодаря Откровению (в религиоведении он имел предшественников в этой позиции, начиная с М. Мюллера). Р. Петтаццони (R. Pettazzoni. The Formation of Monotheism // Essays on the History of Religions. — Leiden, 1954. — C. 1–10) считал, что монотеизм (в иудаизме, христианстве, исламе, зороастризме) возник как противоположность политеизму, что указывает на его более позднее происхождение, тем самым он разделял мнение многих исследователей от Юма до Тайлора, считавших, что политеизм предшествовал монотеизму.
37
Так утверждает Хекель (Haekel. Op cit. S. 67). К сожалению, сопоставление имеет эклектический характер.
38
Древнейшие археологические следы религиозных верований описаны Джеймсом (Е. О. James. Religionen der Vorzeit. — Koln, 1960 (с англ. Prehistoric Religion, 1957). S. 13–29) (эпоха палеолита). Подобные следы должен был оставить уже Sinanthropus Pekinensis. В ранний период палеолита должен был развиться погребальный ритуал, объясняемый исследователями существованием представлений о загробной жизни; погребению сопутствовал ритуальный каннибализм. Отмечены также ранние следы культа животных (медведей) и т. д. Ср.: V. G. Childe. О rozwoju w historii — Warszawa, 1963. S. 35, 40–42. Однако нет уверенности в том, что каннибализм синантропа имел ритуальный характер. G. Clark, S. Piggott. Spoleczenstwa prahistoryczne. — Warszawa, 1970. S. 38. Интерпретация древнейших археологических данных в культовом смысле ставилась под сомнение ввиду того, что существовала эпоха дорелигиозного общества: В. Ф. Зыбковец. Проблема происхождения религии в буржуазной историографии // Вопросы истории. — 10, 1970. С. 58 (со ссылкой на выводы Π. П. Ефименко). Однако тезис о существовании дорелигиозной эпохи вызывает замечания (см.: A. Posern-Zielinski. Rozwoj i morfologia religii spoleczenstwa rodowo-plemiennego. Kontrowersyjne zalozenia teorii S. A. Tokariewa. // Etnografia Polska — 17(1)1973 S. 151): «дорелигиозная эпоха, гипотетическая мысленная конструкция, неоднократно подвергавшаяся критике за свою несогласованность с эмпирическими данными и историческими реалиями». Тайлор (Туlor. Cywilizacja pierwotna 1. — С. 344.) осторожно писал: «утверждение, что существуют дикие племена, не имеющие никакой религии, теоретически возможно и, может быть, даже соответствует действительности; но здесь мы не можем основываться на достаточных доказательствах».
39
Сказанное о колдуне (М. Mauss, Н. Hubert. Zarys ogolnej teorii magii // M. Mauss. Socjologia i antropologia. — Warszawa, 1973 (вышло в свет в 1902–1903 году). S. 46.): «Прежде всего он человек, который имеет особые черты, связи и обладает особой силой», — в конечном итоге относится и каждому субъекту магии, который эту свою силу сознает, ср. В. Malinowski. Argonauci zachodniego Pacyfiku. — Warszawa, 1967. S. 471: «Одновременно магия воспринимается (в Меланезии) как нечто подлинно человеческое; это не сила природы, обузданная каким-то образом человеком и отданная ему на службу. В своей сущности она выражает и утверждает власть человека над природой. Говоря таким образом, я, конечно же, перевожу верования аборигенов на язык абстрактных понятий…». То же самое высказал и Виденгрен (Widengren. Op cit. S. 8). Но контроль за силой тоже является формой силы, не менее, а, может быть, и более мощной! С этой точки зрения заслуживает внимания определение Бергсона (Bergson. Op cit. S. 177): Магия же для человека — это нечто врожденное, являющееся не чем иным, как выражением желания, переполняющего сердце. Мошиньский (Moszynski. Op cit. S. 234) считал, что вера в магическую силу человека — это явление вторичное, вытекающее из заблуждения, что магические практики успешны. Автор упустил, что практики осуществляются с убеждением в их успешности, то есть в том, что за ними кроется какая-то сила; впрочем, он придерживался ошибочной концепции Фрэзера о «псевдонаучной» тенденции первобытной магии, а Фрэзер не учитывал того, что результаты магических действий несоизмеримы с самими действиями, на что обращено внимание в литературе. Mauss, Hubert. Op cit. S. 14; Widengren. Op cit. S. 7.
40
См. выше. В соответствии с иной точкой зрения, религия и магия как две противоположные психические реакции — одна обращена к внешней силе, другая — к внутренней — всегда развивались рядом, иногда даже смешивались (Widengren. Op cit. S. 8). По мнению Бергсона (Bergson. Op cit. S. 184), магия представляет собой составную часть первобытной религии, так как «магия, как и вообще религия, является естественной мерой предосторожности против многочисленных опасностей, предпринимаемой в духовном бытии». Культ богов, по мнению автора, должен был отделить религию от магии (С. 185). Если так, то есть если культ внешней силы должен был вызвать выделение религии, то изначально существовала только магия, не религия.