Отвержение длугошевского «Олимпа» очищает поле для исследований, но не решает вопрос о политеизме польских племен. Если он не оставил следов в источниках 14–15 веков, это уменьшает вероятность его существования, но не исключает вовсе. Во всяком случае состояние источников не внушает надежду, что вопрос политеизации польской религии на начальном этапе польского государства (скажем в 875–966 гг.) можно решить непосредственным образом или при помощи источников. Поэтому вернемся еще раз к традиционному методу поиска в Польше элементов общеславянского пантеона, что позволит уточнить отстаиваемую здесь концепцию славянского прототеизма. Нидерле не сомневался, что существовали общеславянские божества, известные и в польских землях, впрочем, в небольшом числе: Перун, Сварог и Велес[586]. И Брюкнер вместо «преувеличенных фантазий Длугоша» пытался воспроизвести «в общих чертах настоящий польский Олимп», также считая польскими те божества, которые почитались как у восточных, так и у полабских славян[587]. Таким образом он относил к изначальному польскому культу: Сварога, уменьшительно-ласкательно — Сварожича, или огонь, а также Даждьбога, или солнце, а Велеса-Волоса — «только с величайшей осторожностью»[588]. Однако же низвергатель длугошевского «Олимпа» сам подвергся мифологическому искушению и, опираясь на польские топонимы и личные имена, несмотря на отсутствие исторических свидетельств, переносил на польскую почву (мнимые) русские божества — Ргела и Сема, исключив в то же время из польской мифологии Перуна, поскольку «за пределами Руси нет никаких следов» его культа[589]. На этот раз он отвергал свидетельство соответствующих местных названий, возводя их к атмосферному явлению — ударам молнии-перуна, а не к божеству. Если скорректировать эту концепцию двух некогда лучших знатоков славянской мифологии, охвативших всю полноту проблемы, то есть отбросить недоказанные и даже неправдоподобные элементы, а именно Велеса, ошибочно отождествленного с русским богом Волосом, а также Ргела и Сема, введенных в пантеон по недоразумению, если отделить Сварога от Сварожичей, представленных огнем и Даждьбогом-солнцем и в сущности представляющих собой природные явления, а не персонифицированных богов, (кстати, явления, связанные с культом неба), то окажется, что только два божества могут приниматься во внимание на польских землях: Сварог и Перун, однако второй является спорным. Вопрос о Перуне требует отдельного рассмотрения, на этот раз с точки зрения присутствия его культа у западных славян, так как, вопреки утверждению Брюкнера, он не был чужд южным славянам, связанным с поклонявшимися Перуну антами.
Нужно согласиться с Брюкнером, что названия местностей, произведенные от слова «перун»[590], не доказывают присутствие культа Перуна не только потому, что они могут происходить от личных имен типа Перун, как считал автор, но прежде всего по той причине, что они могли запечатлевать места, куда ударила молния-перун — как «сверхъестественное» явление в «необычном» значении, результат воздействия какой-то сверхъестественной силы. Так, божеством, метающим молнии, мог быть как сам Перун, так и Сварог, то есть небо, с которого падают молнии. Поэтому ономастические аргументы исключим из доказательства. Критерием присутствия культа Перуна в Польше следовало бы в то же время признать факт распространения его культа в Полабье, поскольку, присутствуя также и на Руси, этот культ не мог обойти Польшу. Действительно, в полабском пантеоне находились имена со схожим звучанием, и они принимались в качестве доказательства этого культа. Так, например, с Перуном охотно отождествляли бодричское божество Прове, невзирая на то, что имя несколько раз было указано Хельмольдом в неизменном звучании Прове[591]. В не меньшей степени против данной идентификации свидетельствует различная природа обоих божеств — скромного Прове местного значения у бодричей и мощного Перуна на Руси. Ранее мы установили, что нет основания читать упомянутое Саксоном божество Поренутиус как Поренут-Перуник, так как второй член этого имени, без сомнения, звучал как — вит. При этом Поренутиус был столь скромным «личным» божеством, что его отождествление с Перуном не может приниматься в расчет. Также неправдоподобно, чтобы в Полабье, имевшем наилучшим образом подтвержденный пантеон в славянских землях, имя Перуна не нашло документального свидетельства в источниках, хотя такие значимые божества, как радогощский Сварожич или арконский Святовит, были неоднократно и подробно описаны в источниках. Правда, нормандский монах Ордерикус Виталис (ум. 1142) сообщал, что лютичи, поддержавшие в 1069 году датского Свена, поклонялись в том числе и Тору[592] (громовержцу, не Перуну ли?), но он, без сомнения, приписал языческим союзникам Дании культ скандинавских богов. Ни один источник, знакомый с Полабьем, не упоминал о почитании Тора среди местных славян. И название четверга у полабских славян — «перунден» выдает немецкую кальку «Donnerstag», но не культ Перуна[593]. Вообще у западных славян не обнаружено ни одного достоверного свидетельства культа Перуна. В словацкой песне, по утверждению Коллара (1834), выступает buoh Parom za оblaкаmі, который низвергает молнии, но даже Нидерле, не склонный к осторожности в своих суждениях, считает эту цитату очень подозрительной[594].
588
Bruckner. Op. cit. S. 35, 37. Рудницкий (M. Rudnicki. Bostwa lechickie // SOcc. 5, 1926. S. 372–419) на основании известных ему мифологических названий и их этимологии признавал существование трех лехицких божеств: Сварога, Ныи и Яровита; заменить их должно было синтетическое божество Триглав. Это были случайные комбинации.
590
Bruckner. Op. cit.. S. 46 n. У хеттов см.: В. В. Иванов. К этимологии балтийского и славянского названий бога грома // Вопросы славянского языкознания. — 3/1958. С. 101 nn. Скала, в которую ударяли молнии — реrunas, превратилась в богиню грома, но это был региональный — хеттский языковой процесс, а значит, не общий индоевропейский, и независимый от возникновения греческого названия «Кераунос», а также славянского Перуна и балтийского Перкуна. Однако все эти отдельные случаи развивались наверняка на общем фоне — понимания громов как иерофании с отнесением ее к небу.
592
Ordericus Vitalis. Historia ecclesiastica (excerpta) 4 (1069) // Scriptores 20. — Hannoverae, 1868. S. 55.
593
Bruckner. Mitologia slowianska. S. 46. Писани (Pisani. Slavische Miszellen. S. 391–392) считает, что славяне восприняли от германцев определение одного из дней недели (первоначально пятницы) как перундень еще в языческие времена и передали это название баварцам (pherintag — пятница). Это заключение основано на неправдоподобных предположениях: понятие недели славяне восприняли только благодаря христианской миссии, Bruckner. Slownik etymologiczny jezyka polskiego. S. 588, а баварцам не нужно было заимствовать название одного дня от славян, так как у германцев были собственные названия дней недели.