В Бирку христианство проникало благодаря торговым контактам с христианами, особенно с Дорестадом[656], точно так же и на Руси первыми христианами были наверняка варяги, ведущие торговлю с Царьградом[657]. С их помощью новая вера должна была проникнуть, хотя и значительно позднее, на княжеский двор, где к ней склонилась княгиня Ольга, правившая по малолетству, а затем по поручению занятого войнами сына Святослава. После принятия христианства в 957 году она загорелась желанием обратить свой народ, но наткнулась на преодолимое препятствие, когда сама взялась за организацию в Киеве христианской миссии, связанное с обхождением традиционных норм в дипломатических соглашениях. Когда Византия, возможно, помня об опыте 867 года, затягивала с высылкой миссии, она обратилась с просьбой о ней в 959 году к Оттону 1, но прибывший во главе ее епископ Адальберт (961) вынужден был вскоре с позором бежать в свою страну. Очевидно, Ольга договорилась о делегации по собственной инициативе, без подтверждения ее в соответствующих государственных органах, то есть у князя и веча, а потому ее поступок немецкий источник охарактеризовал словом «ficte»[658]. Позицию этих органов представила русская летопись на основании относительно новой традиции[659], сообщая, как Ольга уже законным путем обратилась по этому вопросу к сыну; Однако Святослав, которого мать уговаривала принять крещение, дал отрицательный ответ: «Как мне одному принять иную веру? а дружина моя станет насмехаться»[660]. «Дружина» означает здесь не княжеский отряд (гридь), а все его окружение, бояр и воинов. Князь, который принимал юридические решения, отдавал себе отчет в своей фактической зависимости от позиции социальных верхов. Правда, Ольга заверяла: «Если ты крестишься, то и все сделают то же», — однако Святослав не разделял ее мнения. В этом споре обе стороны были правы: Ольга была более дальновидной, так как, по-видимому, отдавала себе отчет в том, что время работает в пользу христианства, Святослав же лучше ориентировался в настроениях своей среды, еще не созревшей для отречения от старой религии. Трудно сказать, насколько сообщение об этом конфликте соответствует действительности в деталях. Ясно только, что оно отражает структуру мышления в области религиозных понятий того времени. Точно так же Хлодвиг, уже готовый принять крещение и склоняемый к этому епископом Ремигием, выражал обеспокоенность, согласится ли народ отречься от своих богов? В конце концов народ принял смену религии[661]. Владимир, который осуществил программу Ольги, трактовал изменение религии не только как политический шаг, но и как юридический акт, требующий согласования воли князя с позицией компетентных общественных структур. Когда на повестке дня стоял вопрос выбора нового права (закона): болгарского (ислама), немецкого, еврейского или же греческого, князь созвал своих бояр и городских старейшин (бояры своя и старьца градскыя) на совет, лично высказавшись за греческий закон, с чем согласились бояре: «Если бы греческий закон не был хорош, не приняла бы его твоя бабка Ольга, которая была мудрейшей среди людей»[662]. Это было посмертное признание правоты Ольги, не важно, сделанное летописью или боярами. К сожалению, изначальное летописное сообщение было искажено из-за вставки Корсунской легенды, поэтому трудно на основании сохранившегося текста сказать, хранил ли молчание уже первоначальный текст о внесении вопроса о крещении на обсуждение веча, как это было в 867 году на Руси, а перед этим в Бирке и Упсале. Владимир наверняка принял крещение в Киеве (987/ 988)[663], однако было недостаточно духовенства, чтобы совершить обряд надо всем населением. Только после взятия Корсуни (Херсонеса в 989 г.) Владимир возвратился с группой пресвитеров, устроил низвержение идола Перуна и коллективное крещение населения. Это был не единоличный приказ, а предварительно принятое совместное решение бояр и городских старейшин. По словам летописи, население охотно подчинилось решению и, направляясь к реке, говорило: «если бы это не было хорошее дело, тогда бы князья и бояре его не приняли»[664]. Участие бояр было подчеркнуто, однако вновь не упоминалось участие веча. А может быть, приписываемые населению слова как раз и являются отражением дискуссии на вече? Выглядит так, что эту инстанцию летопись просто не принимала во внимание. К сожалению, летопись ограничилась описанием крещения Киева, но в то же время не осветила правовую процедуру, которая сделала возможной христианизацию населения на всех землях.
656
Vita Anskarii, cap. 27. S. 58. Из выступления на вече в Бирке: «Ибо некогда, придя от нас в Дарстад, почувствовав, что правила этой религии будут для них полезны, добровольно приняли ее».
657
Также в связи с договором 944 года Игоря Повесть временных лет сообщала (ПВЛ. С. 61): «мънози бо беша варязи и козаре хрьстияне» (речь идет, конечно, о хозарских купцах). Это сообщение о варягах-христианах заслуживает доверия, коль скоро существовала церковь св. Ильи в Киеве. Будовниц (Budovnic. Op. cit. S. 82) высказывался против того, чтобы связывать зарождение русского христианства с варягами. Действительно, трудно видеть в них исключительный фактор христианизации Руси в древнейший период. Но в то же время нельзя отрицать, что варяги были одним из факторов христианизации, поскольку они вели торговлю с Византией, как купцы, посещали Царьград и принимали там крещение. В то же время упоминание о крещении Руси в 911 г. императором Леоном является обычной литературной вставкой, поэтому трудно согласиться с выводами Мюллера (Muller. Op. cit. S. 3) в данном вопросе.
658
О посольстве Ольги и миссии Адальберта информирует сам Адальберт, впоследствии Регинон: Reginonis abbatis Prumiensis cum continuatione Treverensi (red. F. Kurze). — Hannoverae, 1890. S. 170 (p. 959, 960) и C. 172 (ρ. 961). В новейшей литературе мы наблюдаем возвращение к отвергнутой точке зрения (см. М. В. Левченко. Очерки по истории русско-византийских отношений. — М., 1956. С. 222 n.), что якобы Ольга крестилась в Киеве перед отъездом в Царьград: Muller. Byzant. Mission. S. 32; а особенно — Г. Острогорский. Византия и киевская княгиня Ольга // То Honor of R. Jakobson 2. — The Hague Paris, 1967. S. 1458–1473. Однако же аргумент e silentio, выдвинутый исследователями на основании умолчания Константина Багрянородного о крещении Ольги во время ее визита в Константинополь, хотя, как считается, он должен был упомянуть об этом событии, не очень убеждает ввиду наличия нескольких независимых свидетельств источников, подтверждающих крещение княгини на Босфоре. Наиболее авторитетным является сообщение епископа Адальберта, впоследствии Регинона, так как через несколько лет после крещения Ольги он находился в Киеве с миссией (962) по приглашению княгини, с которой он должен был встретиться, а потому был очень хорошо информирован. Что же касается ошибочного указания имени действующего императора Романа 2 (959–963) вместо Константина Багрянородного (ум. 959), то эта второстепенная деталь, выявленная автором, не опровергает свидетельства в главном вопросе. Факт отправления Ольгой посольства к Оттону 1, а также причины неудачи миссии Адальберта в Киеве вызывали большой интерес в старой русской историографии, обзор которой сделал недавно Алпатов (М. А. Алпатов. Русская историческая мысль и Западная Европа 12–17 вв… — М., 1973. С. 64–72). В советской историографии Рамм (Б. Я. Рамм. Папство и Русь в 10–15 веках. — М.-Л., 1959. С. 36) объясняет фиаско миссии Адальберта его нетактичным поведением при отсутствии готовности русской среды принять христианство, особенно в его западной форме. В тексте мы уточняем русскую позицию. Ср.: В. Т. Пашуто. Внешняя политика Древней Руси. — М., 1968. С. 119 nn.
659
Шахматов (А. Шахматов. Разыскания. С.111:545) отнес рассказ о крещении Ольги к древнейшему киевскому своду, составленному, как следует полагать, около 1030 г.
660
ПВЛ. С. 73–74 (955 г.): «и учашеть и мати крьститися» (С. 73), на что он ответил: «Како азъ хощу инъ законъ прияти единъ (?), а дружина сему cмеятися начьнут» (С. 74); эти архаичные элементы Шахматов (А. Шахматов. Разыскания. С. 546) включил в древнейшую часть летописи, составленную, по его мнению, в 1039 г. (в действительности же скорее всего около 1030 г.).
661
Gregorii Turonensis. Historia Francorum Il. cap. 31, cap. 39 // SRMerov. 1. — Hanoverae, 1885. S. 92.
663
В пользу крещения в Корсуни высказываются многочисленные исследователи, как М. В. Левченко. Очерки по истории русско-византийских отношений. — М., 1956. С. 364 et passim; в то же время из описания фактов (В. Т. Пашуто. Внешняя политика Древней Руси. — М., 1968. С. 74) вытекает, что, по мнению этого автора, крещение Владимира состоялось в Киеве. Достоверные данные, содержащиеся в Памяти и похвале князя Владимира, свидетельствуют о его крещении в 6495 году (который закончился 28 февраля 988 г.) и о взятии Корсуни (что соответствует действительности) в 6497 г. Ср. Lowmianski. Pocz. Polski, 5. S. 222, 324.
664
ПВЛ. С. 149 (988). Не заслуживает внимания измышление о борьбе Новгорода с христианизацией: В. Н. Татищев. История российская. 1. — М., Л., 1962. С. 112.