У западных славян (помимо Полабья) лучше всего были отражены в источниках обстоятельства принятия крещения Борживоем и подвластной ему частью Чехии. Соответствующее сообщение оставил Кристиан спустя более ста лет после этих событий, когда детали могли уже стереться в устной традиции. Автор приписывал главную заслугу Борживою, которого крестил Мефодий при дворе Святополка. Этот князь воспользовался тем же методом, что и впоследствии Ольга, то есть он пригласил в Чехию миссию, обойдя законную процедуру, и подобным своим поведением вызвал резкую реакцию со стороны привязанного к своей религии народа («плебса», что указывает скорее на простое население), который выгнал его из страны; однако многочисленные его друзья, которые остались на месте, помогли ему вернуться. Приняв княжение, он продолжал христианизацию. Кристиан называет его «основателем религии» (religionis institutor), однако не упоминает об официальном крещении[668]. Таким образом, начало христианства в Чехии было «нелегитимным», навязанным верхушкой, как это вытекает из свидетельства Кристиана. Официально Чехия стала христианской страной, скорее всего, при Спитигневе, который считался в Германии первым христианским князем Чехии, впрочем, скорее потому, что он присоединился к латинской церкви.
В Полабье христианство вводили немецкие завоеватели, а, основывая епископства, не спрашивали согласия местных племен. Единственный собственный, то есть принятый собственной государственной властью, славянский центр христианизации возник у бодричей, здесь, однако, наметился продолжительный конфликт между двумя факторами, повлиявшими на изменение религии — князем и всем народом. Династия неоднократно выражала свою склонность к христианству, которое приближало ее к феодальным кругам запада, население же и из неприятия религии завоевателей, и наверняка под давлением лютичей и ранов придерживалось веры предков вплоть до 12 века. Возможно, это было автоматическое разделение ролей в формировании отношений, с одной стороны, с христианской Саксонией, а затем и с Данией, а с другой стороны, с языческими лютичами и ранами. Принятие крещения бодричским князем в 931 году наверняка имело характер личного пристрастия и свидетельствовало об обособлении княжеской власти, в то же время основание в 968 году во времена князя Мстивоя епископства в Старгарде сопутствовало официальной и массовой христианизации, как это следует из сообщения Адама Бременского о внуке Мстивоя Готшалке, который намеревался заполучить для церкви всех верующих, которые исповедовали христианство при его деде, однако в действительности сумел обратить только третью их часть[669]. Скорее всего в 968 году формально приняло крещение все бодричское население, что, по другим сообщениям, должно было свидетельствовать в пользу основания епископства[670]. Поэтому, как представляется, не должно подлежать сомнению, что столь важные для всего населения перемены должны были произойти в результате достижения князем взаимопонимания не только со знатью, но и со всем народом на его вече. Однако в 1018 году бодричи на длительный период отошли от христианства и не вернулись к нему вплоть до второй половины 12 века. Готшалк (ум. 1066) не сумел склонить своих подданных вернуться к решению 968 года и развил миссию де-факто, а не де-юре, коль скоро с таким трудом он находил верующих. При Генрихе Готшалковиче (ум. 1127) только княжеский двор исповедовал христианство, все население же было языческим. Наступил симбиоз христианского князя с языческим народом.
О правовом аспекте попыток христианизации у бодричей мы можем судить только на основании косвенных указаний. В то же время с полной ясностью он обнаруживается на западнопоморско-полабских землях княжества Вартислава, подчиненного Польше. Собственно, в правовом аспекте принимают участие два фактора — знать и народ; позиция князя Вартислава относительно христианизации определилась еще раньше, когда он был криптохристианином, однако, не навязывая населению своей воли авторитарным способом, он осуществлял давление, чтобы отдельные земли или племена приняли решение о принятии крещения. В случае сопротивления грозила интервенция верховного князя Болеслава Кривоустого. Наиболее подробно соответствующая правовая процедура была описана в Пыжицах[671]. Представители миссии обратились сначала к совету старейшин, которых в мягкой форме информировали о позиции князей[672]. Миссионеры услышали от собравшихся ответ: то, что придется (так или иначе) сделать, старейшины сделают добровольно и охотно; вопрос был перенесен на форум народного веча, которое, к удивлению миссии, приняло решение быстро и без сопротивления[673]. Удивление понятно, поскольку пример добровольного принятия крещения племенным органом было скорее исключительным явлением. Однако мы должны помнить, что пыжичане входили в состав более широкого — уже государственного — образования и действовали под его давлением, более того, проживая в соседстве и оставаясь в тесных контактах с Польшей, наверняка освоились и с новой религией. С их стороны не видно отсутствия доверия к свите Оттона. Они толпой окружили миссию и оказывали помощь в размещении лагеря епископа под городом. Все описание явственно свидетельствует, что решение, принятое в соответствии с правовым чувством населения, отвечало господствующим настроениям. Аналогичные настроения были распространены и в Камне, где миссию опередила прибывшая в город княгиня, жена Вартислава, тайно среди язычников исповедующая христианскую религию, и, сообщив об успехе миссии в Пыжицах, получила подобное согласие населения[674]. Так же было в Клодне (сейчас Клодково на Реге, к югу от Тшебятова), где также собрали «обильные плоды»[675], и в каком-то другом не названном городе, который, по-видимому, незадолго до этого был опустошен Кривоустым[676]. Только в Колобжеге епископ столкнулся со сдержанной позицией населения, так как значительная его часть (реnе omnes) отправилась торговать на чужие острова[677]. Однако это был не предлог уйти от решения, а опасение принятия решения по важному вопросу на вече в сокращенном составе; жители Колобжега также дали себя убедить епископу. И о последнем поморском городе Белогарде Херборд упоминал, что в нем «все добровольно обратились к Господу»[678], то есть удачное решение было единогласно принято на вече.
668
Krystian, cap. 2. S. 94: «Он является устроителем святых мест, собирателем клира и основателем пусть малого, какое оно тогда было, благочестия».
669
Adam Bremenski 3, cap. 19. S. 162. О миссионерской деятельности Готшалка: H.-D. Kahl. Slavische Heidentum und christliche Stammesfursten // Archiv f. Kulturgesch., 44/1962. S. 81–85. Подобную деятельность развернул в Ругии князь Яромир, Helmold, cap. 108. S. 212.
671
Herbord 2, cap. 14. S. 84–87. Ср. также: Vita Prieflingensis 2, cap. 4. S. 32 n.; а также: Ebo 2, cap. 5. S. 64.
672
Herbord 2, cap. 14. S. 85. Пыжичане еще до этого клялись принять крещение: «Да будут они помнить свою веру и свою клятву…», ср.: cap. 5. S. 71.
673
Herbord 2, cap. 14. S. 86: «Удивительно, как быстро и как просто все это множество народа, услышав слова знатных, склонилось к единому согласию». Ср. ход веча в Щецине — далее в сноске 663. Сомнение вызывает значительное расхождение в количестве крещенных между Хербордом (Herbord 2, cap. 17. S. 91), и Vita Prieflingensis 2, cap. 17. S. 33. Cp. W. Dziewulski. Likwidacja poganstwa na Pomorzu Zachodnim // ZHist. 25/1/1960. S. 10 и сноска 12. Таким образом, последнее число касается пыжичан, крещенных, как вытекает из текста, самим епископом, а первое — крещенных в том числе и пресвитерами.
675
Herbord 2, cap. 38. S. 136; Vita Prieflingensis 2, cap. 19. S. 50; Ebo 2, cap. 18. S. 87.
677
Herbord 2, cap. 39. S. 137 n.; Vita Prieflingensis 2, cap. 20. S. 50 n, Ebo 2, cap. 18. S. 87.
678
Herbord 2, cap. 39. S. 139: «Когда все добровольно приобщились ко Господу». Vita Prieflingensis 2, cap. 20. S. 51; Ebo 2, cap. 18. S. 87.