ПИСЬМО XXII
Спешу ответить тебе, любезный мой Эдмон, чтобы сказать: наконец-то ты близок к тому, чего я для тебя желал! Да благословит господь наши браки и да хранит он наших нареченных! Что же до доброго монаха, то мы с матушкой очень рады, что ты с ним познакомился и что он свел тебя с хорошим человеком, и мы надеемся, что он призовет на тебя благословение господне. Это уже хорошее начало. А что до любезной мадемуазель Манон, то она должна изгнать из твоей памяти всякое воспоминание об остальных. Читая два твоих последних письма, я даже подумал, что нехудо было бы, если бы Мари-Жанна чуточку походила на нее; но у нас не водится, чтобы девушки говорили парням такие ласковые словечки, да то, да се, как у вас, а когда я представляю себя это, у меня прямо-таки в ушах щекотно становится. Мы получили письмецо от господина Парангона, в котором он сообщает о том, что сделал для тебя, а батюшка, предварительно прочитав его матушке, собрал нас всех и нам тоже прочитал, а после ужина он мне велел прочитать в Библии рассказ о женитьбе Исаака и Ревекки, и, покамест я читал, мы видели, как он утирал набегающие слезы. А потом мы, как всегда, помолились, а под конец он всех нас благословил и, повернувшись к Юрсюли, которую он собирается на днях послать к тебе, он благословил ее вторично за тебя и поручил ей передать тебе его благословение. Мы все растрогались и от радости прослезились; потом мы все перецеловались и по очереди поцеловали батюшку и нашу добрую матушку. Приближается сбор винограда, но насчет поставок они поедут только через неделю или две. Послезавтра я провожу Юрсюль до Сенбри, а ты приезжай туда ей навстречу. Остальное скажу тебе при свидании. Все мы любим тебя всем сердцем, люби и ты нас так же, а особенно
ПИСЬМО XXIII
10 октября
Признайтесь, неотразимая кузина, что Вам нужна была моя помощь. Что стал бы делать д’Аррас? У духовных всегда остается немного щепетильности. Я не премину появиться к Вашему торжественному дню, но раньше мне показываться не следует из-за прекрасной Парангон. Юноша — ее подопечный, а ей все известно, она может раскрыть ему подоплеку наших намерений. Я весьма доволен нареченным, он достоин внимания; в то же время мне представляется, что он из числа тех плутов, от любви которых со временем остаются одни только крылышки. Право же, вы вполне можете слегка обманывать его, не испытывая тех легких угрызений, о которых Вы мне пишете. Он будет в долгу недолго. Что касается известного Вам предрассудка, то я уже начал подрывать его, но деревенщина держится за этот предрассудок не на шутку! А не то я сказал бы Вам: прислушивайтесь к голосу любви больше, чем к голосу осторожности. Удивляюсь, что после того, как Вы показали изголодавшемуся юноше каплю меда, он не последовал примеру Ионафана{4}; значит, французы не такие лакомки, как иудеи. А ведь это послужило бы вернейшим успокоительным средством... Если бы нам удалось продержать его некоторое время в столице, Вы могли бы провести критический период где-нибудь в уединении, но ведь Вы считаете разлуку слишком опасным испытанием верности.
Папаша Парангон избрал самый разумный ход, его путешествие задумано превосходно. Время не терпит, а Вы все еще мечетесь между Сциллой и Харибдой{5}.
P. S. Я узнал, что д’Аррас по простодушию своему упомянул обо мне в разговоре с Вашим нареченным: посоветуйте последнему хранить полнейшее молчание относительно Ваших дел. Предоставьте мне открыть ему в свое время, что мы с Вами родственники, я это сделаю осторожно, не испортив дела.
ПИСЬМО XXIV
На другой день, в 10 часов утра
Юрсюль приехала сюда сегодня, друг мой, в десять часов. Я с радостью расцеловал ее и для полноты счастья мне недоставало только тебя. Почему ты сам не привез ее? Я рассчитывал повидаться с тобой в Сенбри и как раз собирался отправиться туда, когда Юрсюль с Бертраном появились в доме господина Парангона. Признаюсь тебе, я крайне удивился тому, что наши мудрые родители отпустили их в дорогу вдвоем: что стали бы делать эти ребятишки, если бы в лесу Фей, в ложбине, через которую люди всегда проезжают не без опаски, на них напали бы злоумышленники?[12] Но они, слава богу, доехали целы и невредимы. Госпожа Парангон сидела одна в гостиной — она их и приняла. Наша милая Юрсюль подошла к ней, зардевшись; она попросила повидаться с братом, не называя меня по имени. Любезная хозяйка не стала забавляться ее смущением; она сразу все поняла, заметив в сестре сходство со мной, и велела Тьенетте позвать меня. Когда я вошел в гостиную, сестрица сидела возле хозяйки, а та что-то ласково говорила ей. Юрсюль вскочила с места, бросилась мне на шею и, не успев вымолвить ни слова, дважды поцеловала меня. — Сразу видно, что девушка совсем не любит брата, — сказала с улыбкой госпожа Парангон. — Ах, сударыня, — простодушно воскликнула сестрица, — после родителей нет человека, который был бы мне так дорог! — Вы устали, милая девушка, — продолжала госпожа Парангон, — пойдемте в комнату, которая вам предоставляется; Тьенетта, идите с нами. — Потом, видя, что Юрсюль смотрит, пойду ли и я, добавила: — Придется ненадолго расстаться с милым братцем, но вскоре мы его позовем.