Она ушла. Я замер на месте и смотрел ей вслед; она уже исчезла, а мне еще слышался ее голос и казалось, будто я говорю с нею.
Наперекор мне, любезный Пьерро, им удалось воспрепятствовать моим намерениям. Четверть часа спустя появилась Юрсюль; она переговорила с матушкой. Твой посланец завершил дело. Батюшке и матушке, предварительно их предупредив, сказали в присутствии посторонних, что у них дома случилась беда[15] (при этом сильно ее преувеличили); родители сделали вид, будто страшно напуганы, прервали церемонию и уехали в тот момент, когда праздничный стол был уже накрыт, брачный контракт подписан, даже метрическая запись сделана, так как отец д’Аррас, как всегда дальновидный, и господин Годэ (а этот еще дальновиднее) попросили писца держать документы наготове, чтобы не пришлось надолго задержаться в храме, — время было уже позднее. Не прошло и часа, как все многочисленное общество рассеялось словно облачко, а твой брат остался наедине с Манон... Даже самых благоразумных иной раз покидает осторожность... Но я, пожалуй, преувеличиваю. Весной и осенью выпадают дни, когда небо покрыто быстро бегущими облаками и яркий солнечный свет то создает впечатление прекрасного погожего дня, то вдруг меркнет, потому что солнце скрылось за плотным облаком, и тогда кажется будто настала унылая зимняя пора. Таково и мое теперешнее настроение.
Прощай, друг мой. Госпожа Парангон поджидает Юрсюль и надеется, что она приедет на этой неделе. Пусть тебе я буду обязан радостью видеть их вместе.
ПИСЬМО XXXIII
В тот же день
15
Речь шла о пожаре в небольшом сеновале, где была сложена солома; она загорелась из-за неосторожности батрака, который ходил туда под утро с лампою.