Отношения с мадемуазель Манон у меня по-прежнему неважные, она постоянно высмеивает меня, старается всячески унизить. Я все-таки ей прощаю; Тьенетта подает мне в этом пример. Недавно эту девушку сильно разбранили и я слышал, как она говорила мадемуазель Манон:
— Вы моя хозяйка и ученее меня; я знаю, что все, что вы мне говорите, — мне на пользу, я вам очень благодарна и люблю вас за вашу строгость еще больше.
Я удивился, что так может говорить деревенская девушка, которой еще только восемнадцатый год, да еще своей ровеснице. Мне, право, жаль, что девушка из хорошей семьи добровольно унизила себя, став служанкой. Но примерами добродетели надобно пользоваться всегда, откуда бы они ни исходили. Ответ Тьенетты, кажется, произвел впечатление на мадемуазель Манон, с ней она стала обращаться лучше, зато со мной еще хуже. Я не могу подавлять в себе врожденную гордость, которая должна быть присуща всякому человеку, а это возмущает мадемуазель Манон. Я замечаю, что мужчины, живущие в городе, относятся не так уважительно, как у нас, к тем, кого они называют «прекрасным полом», хотя и выказывают женщинам сугубое почтение. Однако их истинная сущность легко обнаруживается, как только они имеют дело с женщинами, которые в имущественном отношении стоят ниже их; тут они с лихвой вознаграждают себя за все унижения, на которые идут, когда имеют дело с равными себе.
Мне доставляет удовольствие беседовать с Тьенеттой: эта девушка — сама нежность, она умница и очень добродетельна. Мне говорили, что добродетель необходима ей для защиты от хозяина. Меня просветил на этот счет господин Луазо, ее земляк. Я ушам своим не верил. Как может забывать о своем долге человек, женатый на прелестной женщине (ибо я ее видел в В***, когда с родителями ездил к ее отцу, чтобы представиться ему)! Мне это совершенно непонятно. К тому же (это между нами) он франкмасон, из тех, что на своих сборищах видят дьявола в обличии большущего черного быка[3]. Да тут еще и почище дела творятся... Но вернемся к Тьенетте. Она девушка скромная; она не любит, чтобы за ней ухаживали; я единственный в доме, с кем она хороша, потому что я не позволяю себе в разговоре никаких вольностей и охотно провожу время в обществе ее земляка, господина Луазо, а также и потому, что, когда мы сидим вдвоем, я охотно читаю ей вслух, в то время как она занимается своей работой. Она очень чувствительная: вчера после ужина я читал ей книжку, где напечатано письмо некоей Ариадны к подлецу по имени Тезей, который бросил ее на необитаемом острове: во время чтения я взглянул на Тьенетту и увидел, что она вся в слезах. Боже мой! Как она была мила в эту минуту! Право же... но она служанка! Иной раз она напоминает мне Мари-Жанну, твою милую возлюбленную; нравом она очень похожа на нее. Какой ты счастливец. Как ты думаешь — будь Лорота чуть постарше, она была бы не хуже Мари-Жанны? Но ничего не говори мне об этом.
Я пишу тебе все, что придет в голову, и кончаю, когда больше нечего сказать. Спокойной ночи, любезный Пьер. Крепко люби