Так и только так может стоять проблема для революционеров, которые чувствуют себя живой силой процесса в отличие от доктринеров, которые наблюдают процесс со стороны и разлагают его на безжизненные категории.
К этому вопросу мы, в другой связи, рассчитываем вернуться в ближайшем номере Бюллетеня. Здесь мы хотели только рассеять наиболее грубые и опасные недоразумения. Левой оппозиции во всяком случае незачем пересматривать свои основы, пока пересмотр их не поставлен в порядок дня большими историческими событиями.
26 ноября 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев), № 17—18
ПРОТИВ НАЦИОНАЛ-КОММУНИЗМА
(Уроки «красного» референдума5)
Когда эти строки дойдут до читателя, они в той или другой части окажутся, может быть, устаревшими. Усилиями сталинского аппарата, при дружественном содействии всех буржуазных правительств, автор этих строк поставлен в такие условия, при которых он может реагировать на политические события не иначе как с запозданием на несколько недель. К этому надо еще прибавить, что автор вынужден опираться на далеко не полную информацию. Читатель должен это иметь в виду. Но и из крайне невыгодной обстановки надо попытаться извлечь хоть некоторое преимущество. Не имея возможности реагировать на события изо дня в день, во всей их конкретности, автор вынужден сосредоточивать свое внимание на основных пунктах и узловых вопросах. В этом оправдание настоящей работы.
Ошибки германской компартии в вопросе о плебисците принадлежат к числу тех, которые будут становиться, чем дальше, тем яснее, и в конце концов войдут в учебники революционной стратегии как образец того, чего не надо делать.
В поведении Центрального комитета ГКП все ошибочно: неправильно оценена обстановка, неправильно поставлена ближайшая цель, неправильно выбраны средства для ее достижения. Попутно руководство партии умудрилось опрокинуть все те «принципы», которые оно проповедовало в течение последних лет.
21 июля ЦК обратился к прусскому правительству с требованием демократических и социальных уступок, угрожая в противном случае выступить за референдум. Выдвигая свои требования, сталинская бюрократия фактически обращалась к верхушке социал-демократической партии с предложением на известных условиях единого фронта6 против фашистов. Когда социал-демократия отвергла предложенные ей условия, сталинцы создали единый фронт с фашистами против социал-демократии. Значит, политика единого фронта ведется не только «снизу», но и «сверху». Значит, Тельману разрешается обращаться к Брауну и Зеверингу7 с «открытым письмом» о совместной защите демократии и социального законодательства от банд Гитлера. Так эти люди, даже не замечая того, что делают, ниспровергли свою метафизику единого фронта «только снизу» посредством самого нелепого и самого скандального опыта единого фронта только сверху, неожиданно для масс и против воли масс.
Если социал-демократия представляет только разновидность фашизма, то как же можно официально предъявлять социал-фашистам требование о совместной защите демократии? Став на путь референдума, партийная бюрократия никаких условий национал-социалистам не поставила. Почему? Если социал-демократы и национал-социалисты – только оттенки фашизма, то почему можно ставить условия социал-демократии и почему нельзя их ставить национал-социалистам? Или же между этими двумя «разновидностями» существуют какие-то очень важные качественные различия в отношении социальной базы и методов обмана масс? Но тогда не называйте тех и других фашистами, ибо названия в политике служат для того, чтоб различать, а не для того, чтоб все валить в одну кучу.
Верно ли, однако, что Тельман вступил в единый фронт с Гитлером? Коммунистическая бюрократия назвала референдум Тельмана «красным», в отличие от черного или коричневого плебисцита Гитлера. Что дело идет о двух смертельно враждебных партиях, стоит, разумеется, вне сомнений, и вся ложь социал-демократии не заставит рабочих забыть это. Но факт остается фактом: в известной кампании сталинская бюрократия вовлекла революционных рабочих в единый фронт с национал-социалистами против социал-демократии. Если б, по крайней мере, в бюллетенях можно было отмечать свою партийную принадлежность, то референдум имел бы хоть то оправдание (в данном случае политически совершенно недостаточное), что позволил бы подсчитать свои силы и тем самым отделить их от сил фашизма. Но немецкая «демократия» не позаботилась в свое время обеспечить за участниками референдума право отмечать свою партийность. Все голосующие сливаются в одну нерасчленимую массу, которая на определенный вопрос дает один и тот же ответ. В рамках этого вопроса единство фронта с фашистами есть несомненный факт.
5
Речь идет о референдуме 1931 г. по вопросу о роспуске прусского ландтага (земельного парламента), в котором социал-демократы имели большинство. Референдум был инициирован блоком крайне правых сил: Немецкой национальной народной партией, Немецкой народной партией, НСДАП и рядом других, более мелких. КПГ первоначально отвергла референдум как «происки фашистов», но затем по требованию Сталина (лидеров КПГ для этого даже вызывали в Москву на «проработку») изменила позицию. Чтобы оправдать резкую перемену курса, КПГ предъявила социал-демократическому правительству Пруссии ультиматум: либо будет предоставлена полная свобода прессы, свобода собраний рабочих, отменены «чрезвычайные законы», отменен запрет Союза красных фронтовиков, отменены постановления о сокращения поддержки малоимущих (и, в частности, безработных) – либо КПГ поддержит референдум. Социал-демократы отвергли ультиматум. После этого КПГ поддержала плебисцит, объявив его «красным референдумом». И хотя на референдуме победили социал-демократы, после этих событий никакое соглашение КПГ с СДПГ стало невозможным. –
6
«Единый фронт» – основная тактическая установка Коминтерна в 1921—1927 гг. Первоначально возникла как тактика «единого рабочего фронта» – в 1921 г., в условиях наступления капитала на права рабочих. Тактика предполагала создание фронта совместных действий против капитала всеми международными объединениями рабочих и социалистических организаций. Инициатором выступила КПГ, обратившаяся с соответствующими предложениями к социал-демократам и профсоюзам. 2—5 апреля 1922 г. в Берлине состоялась конференция представителей исполкомов II, II ½ и III Интернационалов, которые (за счет уступок со стороны Коминтерна) договорились о совместных действиях. Однако уже в конце мая 1922 г. между II и II ½ Интернационалами с одной стороны и Коминтерном с другой возникли непреодолимые противоречия. В этих условиях IV конгресс Коминтерна (ноябрь 1922 г.) выдвинул лозунг «рабочего правительства» (т.е. коалиционного правительства рабочих, социалистических партий). На IV конгрессе Коминтерна была также выдвинута тактика «единого антиимпериалистического фронта» – т.е. объединения коммунистических партий колониальных и полуколониальных стран с несоциалистическими национально-освободительными движениями. Тактика «единого фронта» была принята не всеми компартиями. Компартии Италии, Франции, Испании опасались, что более сильные, старые и опытные соцпартии просто поглотят в «единых фронтах» молодые и слабые компартии. Итальянские коммунисты были согласны на «единый фронт» только в профсоюзах. Компартия Индонезии саботировала установку на «единый фронт» с буржуазными национально-освободительными организациями. Чтобы навязать всем компартиям тактику «единого фронта», Коминтерн во второй половине 20-х гг. шел на принудительную смену руководства мятежных партий. В 1927—1928 гг. под воздействием неудач на переговорах с руководством социалистических и социал-демократических партий Коминтерн перешел к новой тактической установке «класс против класса», которая предполагала работу по созданию «единого фронта» «снизу», т.е. с рядовыми рабочими – социалистами и социал-демократами. Руководство социал-демократов было заклеймено как «социал-фашистское». В новом виде тактика «единого фронта» возродилась в 1934 г. в форме Народных фронтов. –
7
Отто Браун (1872—1955) и Карл Зеверинг (1875—1952) – соответственно премьер-министр и министр внутренних дел социал-демократического правительства Пруссии. К. Зеверинг считался более важной фигурой, так как в руках у него была вооруженная сила – подконтрольная СДПГ прусская полиция и рейхсбаннер (военизированные отряды СДПГ – около 2 млн. человек в Пруссии в 1932 г.). 20 июля 1932 г. Зеверинг печально прославился тем, что безропотно позволил рейхсканцлеру фон Паппену разогнать социал-демократическое правительство Пруссии. В ответ на улицы вышли рейхсбаннер, члены СДПГ и КПГ, поддержанные полицией. Они призвали к всеобщей политической стачке и потребовали раздать оружие. Зеверинг отказался. Нацисты оценили эти действия Зеверинга, и в годы III Рейха он проживал в Германии, получая государственную пенсию министра. –