Мессий свой род знаменитый от осков ведет; а Сармента
Госпожа — и доныне жива; вот они подвизались!
Начал Сармент: «Ты похож, мне сдается, на дикую лошадь».
Мы засмеялись. А Мессий в ответ: «Соглашаюсь!» И тут же
60 Он головою встряхнул. Тот вскричал: «О, если бы рог твой
Вырезан не был, чего б ты не сделал, когда и увечный
Так ты грозишь!» И подлинно, лоб у него волосатый
С левой лица стороны ужасный рубец безобразит.
Тут, наконец, подтрунив над его кампанийской болезнью[32],
Начал просить он его проплясать перед нами Циклопа[33],
Говоря, что не нужно ему ни котурнов, ни маски.
Много на это Цицирр; и спросил, наконец, посвятил ли
Ларам он цепи свои[34], потому что хотя он и служит
Скрибом, но право над ним госпожи не уменьшилось этим!
70 Дальше, зачем он сбежал, когда он так мал и тщедушен,
Что довольно и фунта муки для его пропитанья!
Так мы продлили свой ужин и весело кончили вечер.
Прямо оттуда поехали мы в Беневент, где хозяин,
Жаря нам чахлых дроздов, чуть и сам не сгорел от усердья,
Ибо, разлившись по кухне, огонь касался уж крыши.
Все мы, голодные гости и слуги все наши, в испуге
Бросились блюда снимать и тушить принялися. — Отсюда
Видны уж горы Апулии, мне столь знакомые горы!
Сушит горячий их ветер. Никак бы на них мы не влезли,
80 Если бы отдых не взяли на ближней к Тривику вилле;
Но и то не без слез от дыма камина, в котором
Сучья сырые с зелеными листьями вместе горели.
Здесь я обманщицу-девочку прождал, глупец, до полночи;
И, наконец, как лежал на спине, в таком положенье
Я неприметно заснул и во сне насладился любовью.
Двадцать четыре потом мы проехали мили — в повозке,
Чтобы прибыть в городок, которого даже и имя
В стих не вместишь; но узнают его по приметам:
Здесь продается простая вода, но хлеб превосходный,
90 Так что заботливый путник в запас нагружает им плечи;
Хлеб ведь в Канусии смешан с песком, а источника урна
Там небогата водой. Городок же этот основан
Был Диомедом самим. — Здесь мы с Варием грустно расстались.
Вот мы приехали в Рубы, устав от пути чрезвычайно, —
Длинной дорога была и испорчена сильно дождями.
День был наутро получше; но в Барий, рыбой обильный,
Хуже дорога пошла. За ним нас потешила вдоволь
Гнатия (город сей был раздраженными нимфами создан).
Здесь нас хотели уверить, что будто на праге священном
100 Ладан без пламени тает у них! Одному лишь Апелле
Иудею поверить тому, а не мне: я учился
Верить, что боги беспечно живут, и если природа
Чудное что производит, — не с неба они посылают!
Так в Брундисий окончился путь, и конец описанью.
САТИРА ШЕСТАЯ
Нет? Меценат, хоть никто из лидийцев[35] не равен с тобою
Знатностью рода — из всех, на пределах Этрурии живших, —
Ибо предки твои, по отцу и по матери, были
Многие в древнее время вожди легионов великих,
Нет! ты орлиный свой нос задирать перед теми не любишь,
Кто неизвестен, как я, сын раба, получившего волю!
Ты говоришь, что нет нужды тебе, от кого кто родился,
Лишь бы был сам благороден; что многие даже и прежде
Туллия[36], так же, как он, происшедши из низкого рода,
10 Жили, храня добродетель, и были без знатности чтимы;
Знаешь и то, что Левин, потомок Валерия, коим
Гордый Тарквиний был свергнут с царского трона и изгнан,
Римским народом всегда не более асса ценился,
Римским народом, которого суд и правдивость ты знаешь,
Этим безумным народом, который всегда недостойным
Почести рад расточать, без различия рабствуя славе,
Титлам и образам предков всегда без разбора дивится.
Что тут нам делать, далеким от низких его предрассудков!
Пусть же Левину бы он, а не Децию, новому родом,
20 Важные должности начал вверять; пусть я, как рожденный
Несвободным отцом, через цензора Аппия[37] был бы
Выгнан: и мне поделом, — чужую я кожу напялил!
Но ведь слава стремит за блестящей своей колесницей
Низкого рода людей, как и знатных. Что прибыли, Тиллий[38],
Что, сняв пурпур, опять ты надел и стал снова трибуном?
35
37
38