— Отец хотел сделать из него законника, — сказал Чекко. — Его послали изучать право в Монтелье, потом в Болонью. Но Франческо больше интересовался древней литературой, далее принял духовный сан, чтобы без помех заниматься любимым делом.
— А почему он так дружит с родом Колонна? Им посвящено уже несколько сонетов.
— Неужели не знаешь! Кардинал Джованни Колонна был в Авиньоне первым его покровителем.
— Смотрите! Смотрите! — показал Гуаллато.
Вдали на дороге, запруженной народом, появился всадник в красной мантии. Следом, поднимая облака пыли, двигался блестящий многолюдный эскорт. Стоявшая внизу толпа взволнованно загудела.
— Едет! Петрарка едет! — донеслись крики.
Сотни встречающих замахали руками, шапками, платками. Шум голосов постепенно нарастал. Через некоторое время стало видно непокрытую голову поэта, сидевшего на белой лошади.
Знаменосцы у ворот склонили перед ним знамена. Под ликующие возгласы римлян, осыпаемый цветами, Петрарка въехал в город.
В сопровождении горожан он направился к Капитолию, где должна была состояться торжественная коронация. Кола ди Риенцо, Чекко Манчини и другие поспешно спустились со стены, стараясь держаться поближе к поэту. Вместе с толпой они дошли до площади.
Епископ, префект, сенаторы и высшее духовенство уже ожидали перед Дворцом Сенаторов. Специально отведенные места на возвышении занимали послы и именитые граждане. Доктора свободных наук, выбранные для возложения лаврового венка, находились в центре у стола, обитого зеленым бархатом. Здесь же собрались ученые богословы, порты и профессора Римского университета.
Со всех сторон из соседних улиц и переулков продолжал прибывать народ. Солдаты городской стражи, оцепившие центральную часть площади, с трудом сдерживали быстро растущую толпу.
Внезапно в разных концах площади раздались голоса, требовавшие тишины.
На невысокий помост, держа в руках развернутый свиток, взошел глашатай сената. Он огласил постановление о коронации Петрарки и о присвоении ему звания почетного гражданина Рима.
Затем на помост поднялся Франческо Петрарка. На его голову был торжественно возложен зеленый венок. На ближайшей колокольне ударили в большой колокол. Гулкий звон слился с возбужденными криками толпы. Народ восторженно поздравлял увенчанного лаврами поэта.
— Собирайся живее! Нас ждут во дворце Колонна. — Чекко Манчини, шумно дыша, вошел в маленькую мансарду.
— Неужели Петрарка! — Кола радостно взглянул на вошедшего, отложив в сторону гусиное перо.
— Его познакомили вчера с твоей книгой. Брат рассказывал, что он очень заинтересовался и просил, чтобы мы зашли сегодня пораньше.
— Разве он не уезжает?
— Уедет после парадного обеда. Утром поэт хочет побродить по Риму. Мы будем провожатыми.
Кола ди Риенцо поспешил вслед за художником. Они быстро прошли несколько улиц и оказались перед огромным палаццо с садом.
Дворец принадлежал Стефано Колонна и примыкал одной стороной к старой городской стене. За стеной высилась гигантская колонна Траяна[7], ставшая символом феодального рода, захватившего рту часть Рима.
То был настоящий город в городе. Владение могущественных синьоров охраняли десятки солдат. Высокая ограда и башни служили защитой во время частых междоусобиц.
Миновав узкие ворота под одной из таких башен, друзья подошли к отделанному белым мрамором парадному входу палаццо Колонна. Слуги в коротких бархатных куртках, украшенных гербами, провели их в сад. Там с открытой книгой в руках уже прогуливался Петрарка в своей неизменной черной сутане.
— Здравствуй, Чекко! — узнав, приветствовал он художника. — Любуюсь вот твоими миниатюрами. Как поживаешь?
— Спасибо, неплохо! Брат передал, чтобы я привел сюда нашего законника.
— Очень рад! — Поэт внимательно посмотрел на Колу. — Прочитал вчера ваш труд. Работа интересная. Но пока все спят, надо выбраться отсюда.
Петрарка с улыбкой кивнул гостям и, попросив привратника открыть садовую калитку, повел их в сторону колонны Траяна. Вскоре они вышли на широкую площадь. Остовы величественных зданий, десятки мраморных колонн и разбитых скульптур напоминали еще здесь о былом могуществе империи.
В центре площади стояла знаменитая тридцатиметровая колонна из крупных блоков греческого мрамора. Над ней виднелась огромная статуя Траяна. По массивному стволу колонны развертывалось спиралью вверх двадцать четыре витка двухсотметрового резного фриза с волнистыми краями. Около двух с половиной тысяч фигур барельефа представляли различные эпизоды двух дакских войн. Батальные сцены перемежались с мирными картинами и с изображениями жертвоприношений богам, в честь удачных походов, присоединивших к империи новую цветущую провинцию. Внутри колонны помещалась винтовая лестница, ведущая на капитель. Кубическое каменное основание с дверью украшали изображения трофейного оружия варваров. Там под мраморной плитой находилась урна с прахом императора Траяна.
— Какое величественное надгробье! Да и вся площадь, — рассматривая барельеф, сказал Петрарка. — Древние знали цену славы.
— Здесь был когда-то самый большой из римских форумов, — отозвался Чекко. — Чтобы построить его, Траян приказал снести каменный туфовый холм между Капитолием и Квириналом. Говорят, он был выше колонны.
— Срыть холм чужими руками не трудно, — тихо заметил Кола. — Многие ставили себе памятники при жизни, не надеясь, что о них вспомнят после смерти.
— Дело не в одном тщеславии, — покачал головой художник. — Грандиозные сооружения укрепляли в римлянах веру в свои силы. Она-то и делала их непобедимыми.
— Где теперь та вера! — с горечью произнес молодой человек. — Если бы удалось воскресить ее в народе!
— Что бы тогда? — с интересом взглянув на молодого человека, спросил Петрарка.
— Тогда можно было бы возродить великую республику.
Поэт положил руку на плечо Колы ди Риенцо:
— Я рад, что встретил человека, разделяющего мои мысли. Видеть родину свободной и единой — мечта всех истинных патриотов. Но боюсь, что осуществить это труднее, чем ты думаешь.
— И все же мы должны начать эту борьбу, — твердо сказал Кола.
— Еда, и сон, и образ жизни праздный — вот добродетели людской вся суть, — задумчиво продекламировал Петрарка. Он помолчал и с улыбкой добавил: — Ваш труден и опасен путь, друзья мои! Но тем прошу я боле — нс покидайте дела в тяжкой доле.
Беседуя, поэт и его спутники двинулись дальше.
Маленькая старая харчевня на берегу Тибра с утра до вечера была полна народа. С тех пор как Кола ди Риенцо стал нотарием и начал выступать в защиту прав тех, кто страдал от произвола знати, многие шли сюда за помощью и советом.
В этот день здесь было особенно людно. Горожане горячо обсуждали последние новости. Известие о смерти Бенедикта XII и избрании нового папы Климента VI пробудило большие надежды. Городская камера и сенат отправили в Авиньон посольство с просьбой перенести римские юбилейные торжества, предстоящие в 1400 году, на 1350 год. Согласие папского двора сулило в близком будущем немалые выгоды.
— Клянусь святой пасхой, это было бы здорово! — грохнул кулаком по столу подвыпивший столяр Паоло Буффа. — На такой праздник повалят толпы паломников. Придется много строить: приводить в порядок церкви, часовни. У нас снова будет полно работы.
— Дела тогда всем хватит, — кивнул могучего сложения кривоглазый кузнец дель Веккио. — А то сидим впроголодь, без заказов.
— Пока тут грызутся синьоры, папа вряд ли вернется в Рим, — выразил сомнение его сосед, торговец зеленью, рассудительный Кафарелло.
— Богомольцев сюда не заманишь, — разнося кружки с дешевым вином, согласился с ним Бернардо. — На Аппиевой дороге вчера опять купцов ограбили. Округа кишит разбойниками.